Эксперт-лингвист и журналист, действительный член ГЛЭДИС Анастасия Аникина опубликовала интервью со Светланой Прокопьевой, которую обвиняют в публичном оправдании терроризма. Приводим текст беседы.
Анастасия Акинина: К настоящему моменту (14-е октября 2019 года) по Вашему делу проведено уже несколько лингвистических экспертиз. Четыре из них – со стороны следствия. Зачем нужно было так много, и как Вы оцениваете качество каждой?
Светлана Прокопьева: Да, кажется, что экспертиз и рецензий на экспертизы уже очень много, но поверьте, каждая была вызвана «производственной необходимостью». Так, все началось с «экспертизы» (1) ФГУП Радиочастотный центр при Роскомнадзоре (не могу не взять это слово в кавычки, потому что никакой экспертизой этот текст, конечно же, не является). Она легла в основу предупреждений, которые получили «Эхо Москвы в Пскове» (5 декабря 2018) и Псковская лента новостей (26 ноября 2018). На основании предупреждений были составлены административные протоколы, по которым мировые суды 6 и 7 февраля 2019 оштрафовали оба СМИ в общей сложности на 350 тысяч рублей. Чтобы оспорить штрафы, учредитель СМИ заказал (2) рецензию на текст Радиочастотного центра, её написал профессор кафедры русского языка РГПУ им. А. И. Герцена В.А. Ефремов, и (3) заключение специалиста* по тексту моей колонки: Т.В. Шмелёва, доктор филологических наук, профессор кафедры журналистики НовГУ, пришла к выводу, что признаков оправдания терроризма в тексте «Репрессии для государства» нет. Мировой суд отказался приобщать эти документы.
Поскольку (1) экспертиза Радиочастотного центра была параллельно отдана в следственный комитет города, там началась доследственная проверка в отношении меня лично по статье 205.2 УК РФ. И во время этой проверки следователь Сергей Мартынов заказал (4) экспертизу в НП «Южный экспертный центр» в Волгограде – она была нужна, чтобы принять решение о том, стоит возбуждать уголовное дело по результатам проверки или нет. Собственно, вся проверка в получении этой экспертизы и заключалась. Результат ее был негативным, дело было возбуждено 5 февраля 2019.
Когда уголовное дело стартовало, следователь уже областного СК Дмитрий Павлов в конце февраля заказал ещё одну (5) экспертизу – в государственном учреждении, с уведомлением подозреваемой и с подпиской, взятой у экспертов. Моя колонка была направлена в Северо-западный центр судебной экспертизы Минюста России. Это экспертиза Натальи Пикалёвой и Анастасии Лаптевой, и она стала основанием для постановления о привлечении меня в качестве обвиняемой (до 20 сентября я оставалась в статусе подозреваемой).
В то же время мы с адвокатом Татьяной Мартыновой стали думать про защиту и в марте получили (6) заключение специалистов от ГЛЭДИС, его текст опубликован. Чуть позже мой адвокат от «Агоры» Виталий Черкасов запросил и получил (7) комиссионное заключение специалистов, лингвиста и психолога, его сделали Е.А. Колтунова и С.В. Давыдов. И (6), и (7) заключения – в мою пользу.
Параллельно, тогда же в феврале, два СМИ, «Эхо Москвы в Пскове» и Псковская лента новостей подали иск в Псковский городской суд, потребовав признать незаконными предупреждения Роскомнадзора (это важно, чтобы не получить второе за год и не поставить СМИ под угрозу закрытия). В этот судебный процесс органы следствия передали экспертизы (1) и (4), а истец представил (2) и (3). Поскольку между ними были очевидные противоречия, судья Эльвира Кузнецова постановила провести ещё одну экспертизу — (8) и направила текст в «Московский государственный лингвистический университет» В.Н. Белоусову и А.К. Руденко. Когда истцы получили текст, вышедший из-под пера означенных господ, они пришли в ужас (и я тоже, как заинтересованное лицо в деле) и сочли необходимым получить (9) рецензию на эту экспертизу. Рецензию выполнили Е.С. Кара-Мурза и М.В. Горбаневский.
Ну и для ровного счёта – ещё одну (10) «экспертизу» пытался приобщить к делу Роскомнадзор. Это были буквально три страницы текста, где все какие надо признаки выявлены, а заказаны они были в Санкт-Петербургском государственном университете частным лицом, местным полит-провокатором, казаком Игорем Ивановым. Никаких сведений об исполнителях этот документ не содержит, оно пришло за единственной подписью — директора Центра экспертиз Владимира Семёнова, не знаю, кто это. Фактически это заключение анонимных специалистов. Судья не приобщила этот текст к материалам дела, ибо с какой стати.
В общем, есть уже десять текстов, разной степени научности.
Мои комментарии о качестве будут, во-первых, предвзяты, во-вторых, непрофессиональны, я же не лингвист. Скажу только что в заключениях специалистов со стороны моей защиты, (6) и (7), списки литературы длиннее, чем исследовательская часть в экспертизах обвинения.
Доподлинно мы можем судить о качестве экспертизы (8) Белоусова – Руденко, потому что есть (9) научная рецензия на эту работу, абсолютно разгромная. Выводы экспертов названы необоснованными и недостоверными, с подробной аргументацией.
А.А.: Кто выбирал экспертов во всех случаях? Знакомили ли Вас с постановлением о назначении экспертизы, выносили ли Вы (Ваш адвокат) свои вопросы?
С.П.: Кто выбирал – я описала выше. С постановлением нас знакомили в рамках уголовного дела. Вопросы – да, мы предложили свои, они вошли в постановление следователя, тут претензий нет. Однако Лаптева и Пикалёва фактически не ответили ни на наши вопросы, ни на вопросы следователя, они переформулировали вопросы и отвечали, как им удобнее. Не могу пока подробно об этом говорить, пока действует подписка о неразглашении, да и текста этой экспертизы у меня нет.
А.А.: Как были приняты в суде, оценены судьёй все заключения?
С.П.: Говорить о суде по моему уголовному делу ещё рано, но оба наши заключения (6) и (7) вошли в материалы дела и будут рассматриваться судом, когда до него дойдёт.
Мировой суд не принял ничего, кроме заключения Радиочастотного центра (апелляции ещё не было), а городской – принял всё, в том числе экспертизу (6) ГЛЭДИС, которую я принесла в последний день процесса на решающее заседание. То есть там нет только второй нашей (7) и второй следовательской (5) экспертиз. Но не помогло, суд в первой инстанции СМИ проиграли. Поскольку судья Кузнецова проигнорировала и экспертизу (6) ГЛЭДИС, и рецензию (9) М.В. Горбаневского и Е.С. Кара-Мурзы. При этом Е.С. Кара-Мурза приехала в Псков на процесс и выступала в качестве специалиста, участвуя в допросе экспертов Белоусова и Руденко. Но судья её не услышала.
По-видимому, в моём суде будет такая же картина.
А.А.: На сегодняшний день виновной Вы не признаны, но и обвинения не сняты. При этом разгромная по сути комиссионная экспертиза ГЛЭДИС уже обнародована и вызвала резонанс, вплоть до Совета по правам человека при президенте. Почему, однако, высококачественная и авторитетная экспертиза ГЛЭДИС не переломила ход дела, не сокрушила обвинение?
С.П.: У следователя на этот счёт железный аргумент: специалисты не давали подписку, не были предупреждены об уголовной ответственности и прочие детали по статьям 58, 168 УПК РФ, а значит, их заключение является «недопустимым доказательством», то есть «не имеет юридической силы и не может быть положено в основу обвинения»***. Хотя для снятия обвинения – почему бы и нет, как раз может, но на этот счёт следователь предпочитает не распространяться. Думаю, что просто есть чётко поставленная задача: довести дело до суда. Вот и. Важнее, как экспертиза (6) ГЛЭДИС и экспертиза (7) Е.А. Колтуновой будут восприняты прокурором и судом.
А.А.: Заключению ГЛЭДИС предшествовала рецензия двух экспертов Гильдии (М.В. Горбаневского и Е.С. Кара-Мурзы) на заключение государственных экспертов В.Н. Белоусова и А.К. Руденко. Рецензия тоже обнародована. Имела ли эта рецензия какое-либо значение для процесса? Каков вообще, по Вашему мнению, доказательственный вес рецензии по сравнению с полноценной экспертизой?
С.П.: Строго говоря, не предшествовала, а наоборот. Просто до приобщения к материалам дела мы держали экспертизу ГЛЭДИС (формально – заключение специалистов) при себе. Для моего уголовного процесса (9) рецензия не имеет большого значения, как и экспертиза (8) Белоусова – Руденко (это именно экспертиза, а не заключение, они давали подписку), поскольку преюдиции** тут нет. Доказательный вес не могу прокомментировать. Тут надо смотреть закон. Мне лично было очень важно увидеть эту рецензию, поскольку она показала ошибки, которые ложатся, в том числе, в основу уголовного обвинения.
А.А.: Как Вы оцениваете роль лингвистической экспертизы в делах, подобных Вашему (по экстремистским статьям, оправданию терроризма, фашизма и прочих)? Какова роль конкретно экспертизы, которую предоставляет сторона защиты?
С.П.: Моё дело и подобные целиком и полностью строятся на экспертизах. Никаких других доказательств вины или невиновности тут просто нет. Мне кажется, оценивать роль экспертных заключений должны специалисты, участники отрасли, настоящие судебные эксперты, которые разбираются в судебной экспертизе. Если мы с одной стороны видим три листа невнятного текста, а с другой – полноценное научное исследование, то тут уже не важно, государственная или негосударственная стоит сверху шапка. Должен быть научный подход к этому делу, я считаю.
Экспертизы, которые заказывали адвокаты, необходимы нам для защиты в перспективе ЕСПЧ. Но мы должны исчерпать все возможности, добиваясь правосудия в отечественной судебной системе, прежде чем обращаться в Европейский суд. В то же время, предоставив альтернативные заключения специалистов, мы даём следствию, а затем и суду весомые основания, чтобы вынести законное и справедливое решение. Воспользуются ли они этим шансом? Скорее всего, нет. Наша система не умеет признавать ошибки.
А.А.: Сталкивались ли Вы до своего обвинения с лингвистическими экспертизами или с необходимостью регулировать форму выражения своих мыслей, консультируясь с лингвистами? Как Вы считаете, нужны ли современным российским журналистам такие предварительные консультации с лингвистами, чтобы не попадать под статьи?
С.П.: Нет, до моего дела я только знала о том, что бывают некие лингвистические экспертизы для разрешения информационных споров и судебных конфликтов. Если не ошибаюсь, дело Pussy Riot впервые заставило к ним приглядеться.
Тем более никогда мне не приходилось консультироваться с лингвистами перед тем, как выразить свою мысль. Вообще, журналисты если с кем и советуются относительно формы выражения, то с юристами. Да и то только в первые годы работы, потом опыт накапливается совершенно достаточный.
Я считаю, предварительные консультации с лингвистами совершенно излишни. Мы пишем для широкого круга читателей, мы все пользуемся одним и тем же русским языком. Человек с хорошо развитой грамотной речью, кто много читал в детстве и продолжает читать сейчас, а не только писать, вполне в состоянии адекватно передать в тексте свою мысль и свою эмоцию. Анализировать это совершенно излишне, пока речь не идет об уголовной ответственности.
А.А.: Стоит ли судить и сажать за слова? Какой должна быть разумная мера ответственности?
С.П.: Я категорически против уголовной и даже административной ответственности за слова. Свобода слова должна быть абсолютной. Чем больше у нас ограничений, тем меньше мы можем сказать, тем меньше идей мы можем обсудить, оценить, оспорить – и тем уже коридор возможностей для общества.
Давайте вспомним, что правовая ответственность и суд – это не единственные возможные способы регулировать человеческие отношения. Есть здравый смысл, есть мораль, есть правила приличия. Мы все знаем, что врать не хорошо, что нельзя оскорблять человека, что нельзя клеветать и ложно обвинять другого в преступлениях и пр. В конце концов, есть институт репутации – СМИ и журналисты, которые врут, могут (и должны) просто терять доверие аудитории, рекламодателей и пр. Та же hate speech может наказываться осуждением, профессиональным порицанием, блокировкой в соцсетях в конце концов.
А.А.: Каковы Ваши планы? Над какими темами хотите поработать ещё?
С.П.: Над интересными). Ищу интересные темы по своему родному северо-западу. Я пытаюсь делать свою обычную журналистскую работу.
А.А.: Со временем (возможно, очень скоро) Ваше дело станет кейсом, который будут разбирать на журналистских факультетах. Причём вне зависимости от его исхода. Что Вы сами считаете наиболее важным во всей ситуации, сложившейся вокруг Вас и Ваших текстов? На что хотели бы обратить внимание коллег, в том числе будущих?
С.П.: Самое важное здесь – понимать, что мое дело возникло не в вакууме. Оно не из ниоткуда. Это обвинение – логичный итог зажимания свободы слова в нашей стране, которое медленно, исподволь, но неуклонно шло все последние двадцать лет. Сначала появились темы, которые не освещаются центральным телевидением и прочими госСМИ. Потом появились люди, которых не пускают в эфир. Власть перестала вести дискуссии с оппонентами, а тем более соглашаться с ними и признавать их правоту. На всех уровнях перестали обсуждаться альтернативные точки зрения по разным важным вопросам. Я не буду говорить о том, что отсюда же растут ноги чисто управленческих ошибок в самых разных сферах, это отдельный вопрос. Сейчас важно подчеркнуть, что исчезла культура диалога. Общество отвыкло спорить. Дискуссии остались только в научной среде. В политике – нет дискуссии, нет дебатов, общественно-важные темы не обсуждаются, власти и силовики не признают свои ошибки, не соглашаются с критикой.
И когда исчезла сама вот эта привычка спорить и обсуждать, когда альтернативный, другой взгляд на любую проблему перестал быть нормой – тогда и стало возможным судить за слова. Поэтому вместо того, чтобы поспорить со мной, обсудить главную мысль моего текста, силовики возбуждают уголовное дело. У них нет другого ответа для меня, они просто отвыкли отвечать как-то иначе. Они считают нормальным, что существует одна единственно-верная точка зрения (официальная), а для иной позиции сразу подыскивается уголовная статья.
Это должно научить нас одной простой вещи: нельзя сдавать позиции по мелочам. Из мелочей складываются все глобальные процессы. Общество, к сожалению, легко расставалось со свободой слова маленькими шажками, каждый из которых, казалось бы, ничего не значил. А в итоге мы пришли к тому, к чему пришли: реальным срокам и крупным денежным штрафом за слова. Это дикость.
***
Список заключений и рецензий по делу Светланы Прокопьевой (на 17 октября 2019 года):
(1) Экспертиза ФГУП «Радиочастотный центр» при Роскомнадзоре (эксперты Александр Сорговицкий и Анастасия Гершликович).
(2) Рецензия на это заключение профессора кафедры русского языка РГПУ им. А. И. Герцена Ефремова Валерия Анатольевича.
(3) Заключение специалиста — доктора филологических наук, профессора кафедры журналистики НовГУ Шмелёвой Татьяны Викторовны.
(4) Экспертиза НП «Южный экспертный центр», г. Волгоград (лингвист Алексей Рыженко и психолог Виктор Кисляков).
(5) Экспертиза Северо-западного регионального центра судебной экспертизы Минюста РФ (лингвист Наталья Пикалёва и психолог Анастасия Лаптева).
(6) Заключение специалистов ГЛЭДИС (к.ф.н., начальник научно-методического отдела ГЛЭДИС Жарков Игорь Вениаминович, д.ф.н.. проф. кафедры русской словесности и межкультурной коммуникации Гос. ИРЯ им. Пушкина Мамонтов Александр Степанович, д.ф.н., профессор кафедры массовых коммуникаций РУДН Трофимова Галина Николаевна).
(7) Заключение специалистов – лингвиста, к.ф.н., доцента кафедры истории русского языка и сравнительного славянского языкознания Института филологии и журналистики НГУ им. Н.И. Лобачевского Колтуновой Елизаветы Аркадьевны и психолога Давыдова Сергея Владимировича.
(8) Экспертиза Белоусова В.Н. и Руденко А.К. (Московский государственный лингвистический университет).
(9) Рецензия ГЛЭДИС на заключение специалистов МГЛУ (д.ф.н., профессор, академик РАЕН Горбаневский Михаил Викторович, к.ф.н., доцента кафедры стилистики русского языка факультета журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова Кара-Мурза Елена Станиславовна).
(10) Заключение специалистов СПбГУ (анонимное).
*И.В. Жарков отметил, что, насколько ему известно, Т.В. Шмелёва технически провела не одно, а два исследования – по каждому из текстов С.В. Прокопьевой. Однако сама Светлана пишет, что ознакомилась только с одним заключением от указанного специалиста, к тому же тексты авторской колонки («Репрессии для государства») и радиопередачи («Минутка просветления») почти идентичны, за малыми исключениями. Так что предлагаем всё же считать исследование Т.В. Шмелёвой единым и сохранять в списке под одним номером.
** Е.С. Кара-Мурза рекомендует разъяснить читателям, что такое преюдиция. Преюдиция – это закреплённое в законе правило обязательно использовать без проверки и доказательств те факты, которые были ранее уже установлены судом по другому делу с участием тех же лиц. Однако этот приговор или решение суда не могут предрешать виновность лиц, не участвовавших ранее в рассматриваемом уголовном деле (подробнее см. статью 90 УПК РФ).
*** И.В. Жарков считает, что следователь, скорее всего, «говорил, что заключение без подписки не может быть использовано в качестве доказательства по делу. На самом деле может-таки. Довод самый обычный, но любой юрист, не являющийся следователем, скажет, что к закону этот довод отношения не имеет».