Исследователи отмечают усиление роли ФСБ в делах об экстремизме

Частичная декриминализация уголовной статьи за разжигание ненависти либо вражды (ст. 282 УК) существенно сократила статистику приговоров за высказывания. Однако количество осуждённых по другим экстремистским статьям увеличилось, и рост пришёлся в основном на составы, подследственные ФСБ. Несмотря на сокращение приговоров, число случаев лишения свободы почти не изменилось, сообщает РБК со ссылкой на ежегодный доклад информационно-аналитического центра «Сова».

Вмешательство ФСБ в расследование уголовных дел увеличивается уже третий год, утверждает автор доклада Наталия Юдина. «Несмотря на частичную декриминализацию ст. 282 УК, тренды антиэкстремистского правоприменения прошедшего года вызывают озабоченность. Количество осуждённых за публичные высказывания остаётся слишком высоким, и при этом размер и порой даже сам факт наказания часто непропорциональны общественной опасности содеянного. В целом антиэкстремистское правоприменение становится более непрозрачным, что повышает риск произвола и злоупотреблений», – говорится в докладе.

Согласно собранным центром «Сова» данным, в 2019 году количество приговоров за экстремистские высказывания снизилось вдвое по сравнению с предыдущим годом: аналитики «Совы» насчитали 98 таких приговоров в 2019 году и 206 – в 2018 году.

По сведениям Верховного суда, за первую половину 2019 года по статьям, подразумевающим в том числе наказания за высказывания (о призывах к экстремизму и терроризму, неуважении к власти и т.п.), были осуждены 115 человек, у которых эти статьи в обвинении были основными. Это вдвое меньше, чем в первом полугодии 2018 года (230 человек).

Сокращение количества приговоров связано с тем, что в конце 2018 года был принят закон о частичной декриминализации основной «экстремистской» статьи 282 УК РФ (разжигание ненависти и вражды). Теперь за «экстремистские» высказывания в интернете и СМИ предусмотрено административное наказание. Смягчению предшествовала обширная кампания против приговоров за репосты.

Сегодня чаще всего за экстремистские высказывания применяется подследственная ФСБ ст. 280 УК о публичных призывах к осуществлению экстремистской деятельности. «Сова» выявила 68 приговоров по ней. Активнее стала применяться и статья о призывах к терроризму (ст. 205.2 УК), которая также находится в компетенции ФСБ, – 30 приговоров. Этот состав, как правило, применяется в случаях радикальной исламистской пропаганды и призывов ехать воевать в Сирию или присоединяться к запрещённой в России группировке ИГИЛ, констатирует «Сова».

Несмотря на падение общего числа приговоров, реальные сроки за высказывания получили почти столько же обвиняемых, сколько и годом ранее, указали эксперты «Совы», – 50 в 2019 году против 49 в предыдущем.

«Если посчитать долю приговорённых к лишению свободы “только за слова” от общего количества осуждённых за высказывания, то 2019 год выглядит антирекордным для нашей статистики: в 2019 году доля таких людей составила 6,8% от общего числа, в 2018 – 5,5%, в 2017 – 2,8%, в 2016 – 2%, в 2015 – 6,5%, в 2013 и 2014 годах – чуть больше 1%», – сообщают авторы доклада.

Вместе с тем, после декриминализации ч.1 ст. 282 УК эксперты отмечают тенденцию на ужесточение прежних и введение новых ограничительных норм. В 2019 году был принят ряд законов, «направленных на дальнейшее ограничение права на свободу выражения мнения» – об административном наказании за неуважение к власти и распространение недостоверной общественно значимой информации.

Кроме того, в июле 2019 года Россия ратифицировала конвенцию по противодействию экстремизму Шанхайской организации сотрудничества, сказано в докладе. Документ предусматривает более широкое, не привязанное к насилию определение экстремизма и расширение перечня экстремистских актов. Это, по мнению аналитиков «Совы», свидетельствует о дальнейшем ужесточении антиэкстремистских ограничений.

Также эксперты обратили внимание на ряд принятых в 2019 году поправок, в результате которых внесудебная заморозка средств на счетах людей, включённых в перечень экстремистов и террористов Росфинмониторинга, упростилась. Этой мере сопутствует введение для «экстремистов и террористов» запретов на ту или иную работу.

Лингвистическая экспертиза: словесная эквилибристика или реальная помощь

о фейках, словесная эквилибристика, быдло, обзор экспертиз, фоноскопических экспертиз, распознавать, патентных троллей, учёный, экстремизм,

Елена Станиславовна Кара-Мурза, доцент кафедры стилистики русского языка журфака МГУ, эксперт Гильдии лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам, и Владимир Пахомов, научный сотрудник Института русского языка Российской академии наук, главный редактор портала Грамота.ру, в интервью «Медузе» рассказали о том, чем занимаются лингвисты-эксперты, насколько близки их заключения и словесная эквилибристика, действительно ли эксперты являются независимыми и каковы пределы компетенции эксперта-лингвиста.

Чем занимается лингвистическая экспертиза?

Е.С.: Лингвистическая экспертиза – один из классов судебной экспертизы. Это не изолированное занятие лингвистов, а деятельность, которая регулируется законом о государственной судебно-экспертной деятельности. Один из важнейших принципов любого судебного эксперта – принцип независимости. Лингвистическая экспертиза в 2005 году была официально признана в качестве инструмента для добывания доказательств по тем преступлениям, которые совершаются в словесной форме. В лингвоэкспертологии выявлены два типа вербальных (речевых) деликта – правонарушение по гражданскому или административному кодексу (с меньшей степенью ответственности и тяжести наказания) и преступление – этот термин связан с нарушением уголовного кодекса.

Это касается только преступлений или возможны другие ситуации, например, кто-то кого-то оскорбил в соцсетях?

Е.С.: Есть наивное и юридическое понимание оскорбления. Для того, чтобы вы почувствовали себя оскорблённым, иногда бывает достаточно косого взгляда. Однако чтобы это было признано юридическим делом, высказывание должно быть представлено в неприличной форме. Согласно закону, оскорбление – это унижение чести и достоинства личности в неприличной форме. Бывает словесная неприличная форма и невербальная (жестовая). Дело эксперта – показать, что эта неприличность подтверждается словарями или лингвокультурологическими исследованиями.

Выходит, лингвистическая экспертиза отвечает на вопрос о том, что хотел сказать автор?

В.П.: Не только на него. Лингвист часто работает в паре с психологом, назначается комплексная психолого-лингвистическая экспертиза. Лингвист определяет, что содержится в тексте, а намерение автора устанавливает психолог. Ещё нужно сказать, что лингвисты занимаются не только делами, связанными с оскорблениями, хотя в наивном представлении о лингвистической экспертизе кажется, что это самое распространённое занятие лингвистов. Например, когда кто-то кого-то назвал козлом, лингвист не устанавливает, козёл этот человек или нет. Лингвист будет отвечать на вопрос, содержится ли в тексте признаки оскорбления в адрес конкретного гражданина.

Е.С.: Лингвист не устанавливает, реально ли человек почувствовал себя оскорблённым. Практически все словесные правонарушения имеют конструкцию формального состава. Они считаются завершёнными с момента произнесения, и на самом деле не важно, действительно ли обиделся человек настолько, что у него давление подскочило, или он соврал. Лингвисты – своего рода посредники, которые выявляют определённые признаки. Например, наличие грубой, вульгарной или табуированной лексики.

В.П.: Равно как лингвист не имеет права отвечать на вопрос, является ли какой-то текст экстремистским. Потому что это выход за пределы его компетенции. Это прерогатива суда.

В одном из наших интервью с начальником отдела лингвистических экспертиз Московского исследовательского центра Игорем Огорелковым мы пытались выяснить, как лингвисты-эксперты оценивают опубликованные в соцсетях тексты, связанные с экстремизмом и что является экстремизмом, а что нет. В итоге он чёткого ответа не дал. Во-первых, нет чётких критериев, а во-вторых, он не может выносить такого решения.

Е.С.: А вот благодаря методической работе, проведённой лингвистами из Центра судебных экспертиз Минюста, были выделены специальные лингвистические параметры, по наличию которых можно сказать, есть ли наличие призыва, оправдания каких-то действий, возбуждения ненависти или вражды.

Тогда где грани этого всего?

Е.С.: Есть возможность нарушения. Были примеры, когда перед экспертом ставились вопросы с превышением экспертных полномочий, и в начале почти 30-летней истории лингвистической экспертизы такого рода ошибки были доброкачественными. Сейчас ситуацию, при которой перед лингвистом ставится вопрос о наличии признаков экстремизма, а лингвист отвечает, что да, есть, можно рассматривать как злоупотребление. Это ошибка или манипуляция, которая является нарушением закона.

Бывает ли такое, что лингвиста просят оценить какой-то текст и намекают, что именно нужно там найти?

Е.С.: К сожалению, это возможно. Эксперт отвечает на вопросы одной из сторон, которая может обладать такими ресурсами, когда лингвист хочет того или нет, а будет отвечать так, как этой стороне нужно. Нашему сообществу известны ситуации, когда экспертизу, где не выявлено признаков какого-то преступления, за которое хорошо бы отчитаться или звёздочки на погоны получить, перезаказывают до тех пор, пока не получат нужный результат.

В.П.: Бывают ситуации, когда перезаказывают экспертизу другим экспертам, которые не являются профессиональными лингвистами, но дают заключения с нужными выводами.

Кто имеет право заниматься лингвистической экспертизой?

Е.С.: Если мы посмотрим на систему организации судебно-экспертной деятельности, мы увидим, что это прежде всего государственные экспертные учреждения, которые работают при институциях – при Минюсте, ФСБ или МВД. Там есть свои экспертные центры. Существуют экспертные организации коммерческого типа. К сожалению, именно об их сотрудниках идёт дурная слава.

Кому тогда из этих организаций верить?

Е.С.: Я думаю, что доверять стоит. Мне часто приводится слышать от коллег, которые перешли на работу в государственные экспертные учреждения, что к ним никто никогда не подходил с просьбами, намёками или открытыми просьбами. Впрочем, бывают случаи, когда для подтверждения аргументации следствия или суда, эксперты видят то, что хочет от них видеть сторона обвинения. Если исследование заказывает суд, пишется заключение эксперта, в котором есть подписка об ответственности за дачу ложных показаний, и тогда это исследование суд обязан принять во внимание. Если же исследование заказывает сторона процесса, в том числе защита, это имеет другой процессуальный статус и называется заключением специалиста. Оно делается абсолютно по тем же методикам, возможно, в облегчённом виде, в том числе без подписки. Такого рода документ является вспомогательным, и суд может его отвести как нерелевантный, неважный.

Могу ли я за деньги заказать лингвистам экспертизу?

Е.С.: Можете. При этом хорошее экспертное учреждение сначала смотрит, есть ли признаки, которые могут подтвердить вашу позицию. Например, вы политик или бизнесмен, который увидел о себе критическую публикацию, усмотрел в ней умаление чести, достоинства и деловой репутации и хочет наказать журналиста или издание.

Может быть, вы вспомните какие-нибудь запоминающийся или необычный случай в своей практике?

Е.С.: Расскажу наоборот типичный случай, когда нужно было защитить позицию одной журналистки, к статьям которой выдвинула претензии бизнесмен. Из списка в 17 пунктов, которые она нам прислала, ни один не получил подтверждения того, что в них есть показатели негативной информации в утвердительной форме, которая говорит о нарушении человеком каких-либо законов или общепринятых моральных норм. В текстах были обороты, которые человеку с обострённой чувствительностью или специфическими политическими амбициями кажутся потенциально опасными для его имиджа.

Как меняются запросы на лингвистическую экспертизу со временем? Есть предположение, что картинки с текстом должны анализироваться чаще, чем обычные тексты.

Е.С.: Раньше среди материалов в основном были словесные тексты и касались они в основном таких типов правонарушений, как оскорбление. Когда речь идёт об экстремистских материалах, в основном работают поликодовые тексты.

В.П.: С распространением мобильных телефонов с возможностью видеофиксации, больше стало видеороликов. Работа лингвиста заключается в том, чтобы оценить всё, что он видит. Например, видеоролик, на котором группа людей одной национальности избивает человека другой национальности. Если это происходит с выкрикиванием разных лозунгов, в которых могут содержаться призывы или признаки возбуждения ненависти или вражды, на помощь привлекают эксперта-лингвиста.

Е.С.: Лингвисту-эксперту часто приходится иметь дело с этнофализмами, словами, которые обозначают национальность человека. Помимо официальных названий народностей, существуют слова, специально предназначенные для выражения негативного отношения к людям другой национальности. Например, москали, кацапы или метафоры типа обезьяна. В этом случае речь идёт об унижении по признаку расы или национальности и возбуждается дело не по хулиганству с причинением увечий, а по экстремизму. Это более серьёзное преступление, которое, безусловно, существует в нашем обществе и требует профилактики или достойного наказания.

В.П.: Иногда может казаться, что лингвист-эксперт не нужен, потому что всё очевидно. Однако для того, что это имело доказательную базу, нужна квалификация. Экспертиза – это каждый раз отдельная задача, новая головоломка. Если эксперт исследует материал на наличие признаков призыва, редко в каком тексте он встретит фразы типа «я призываю свергнуть то-то или убить того-то». Скорее всего, призыв будет выражен другими формами, не всегда даже повелительным наклонением глагола.

Е.С.: С одной стороны, лингвистическая экспертиза пользуются наработками современных направлений лингвистики, а с другой стороны, она даёт такой материал, который позволяет лингвистике двигаться дальше. Лингвистическая экспертиза для самой лингвистики имеет очень большое эвристическое значение.

Когда рассматривается важное громкое дело, вокруг него существует определённый фон. Может ли это влиять на то, что эксперт видит в тексте?

Е.С.: Я не исключаю, что в некоторых случаях одиозных экспертиз эксперт имеет лучшие намерения. Например, защита государственных интересов от оппозиционеров или защита уважаемого политика от оголтелого журналиста. Такое миссионерство может существовать как оправдательный резон. Сейчас, пройдя все исторические перипетии, мы понимаем, что часто недобросовестными экспертами-лингвистами движет либо страх, либо корысть. Часто актуальный политический смысл вчитывается экспертами, которые, может быть, действительно боятся каких-то революций или потрясений. Это происходит, например, когда критикуется текущая ситуация и используются лозунги с метафорической значимостью. Существует целое направление политической метафорики. Одним из примеров недобросовестной работы эксперта, например, является попытка представить лозунг «убей в себе раба» как призыв к самоубийству. Из текста извлекается буквальный смысл.

Каждый случай для эксперта индивидуален или он опирается на накопленный опыт и смотрит на новый текст с оглядкой на предыдущие экспертизы других лингвистов?

Е.С.: Оглядка заключается в том, что выявляются закономерности, которые были академически выявлены в науке или исследованы в предыдущих случаях. Прецедентность в лучшем смысле слова, я бы здесь сказала. С одной стороны, мы оперируем конкретными проявлениями, а за этими проявлениями мы видим лингвистический тип. Именно поэтому нужны люди, которые специализируются в выявлении этой типичности.

Русский язык меняется, и некоторые слова меняют значение. Бывают ли случаи, когда то, что раньше считалось оскорблением, сейчас уже таковым не является?

Е.С.: Да, была попытка манипулировать, когда журналист назвал кого-то вором. Заявители настаивали на том, что их обвинили, что они государственные преступники, потому в XVI или XVII веке слово вор обозначало именно это. Стенька Разин и Емелька Пугачёв ведь назывались ворами не потому, что они чьи-то вещички воровали, а потому, что они хотели государство украсть. Так вот эта ситуация не прошла. Лингвисты-эксперты были нужны, чтобы показать, что подобного рода манипуляции не имеют никаких научных оснований и, следовательно, юридических последствий.

В.П.: В обратную сторону тоже работает. Если сейчас кто-то кого-то назовёт жидом, словом, которое в XIX веке было нейтральным, то лингвист-эксперт скажет, что ситуация изменилась.

Е.С.: Это этнофализм, употребляемый специально, чтобы унизить либо данного человека, либо всю группу и тогда это можно рассматривать по разным статьям. Если речь о группе, то наказание может последовать по статье уголовного кодекса.

Напрашивается вывод, что лингвистическая экспертиза – это словесная эквилибристика, которая если очень надо, оставляет возможности для манипуляции, но, тем не менее, мы можем получить относительно точный для данного времени результат.

Е.С.: Дело в том, что лингвистическая экспертиза – это область смыслов, в которой заложена многозначность. Об этом писал практик лингвистической экспертизы профессор Голев. Его лингвофилософская концепция юрислингвистики как раз основывается на неоднозначности прочтения, сложности и конфликтности языка. Изначально лингвист-эксперт имеет дело с такой материей, которая иногда провоцирует разночтение, поэтому возможны две одинаково добросовестные, но контрастные по смыслу экспертизы. Эксперт анализирует ситуацию. Из-за этого лингвистическую экспертизу долго не пускали в клуб судебных экспертиз. Лингвисты-эксперты имеют совершенно определённый процессуальный статус, создают текст с определёнными жанровыми показателями, проходят специальные курсы, аттестовываются. Так что это специфическая и достаточно формализованная сфера деятельности.

В.П.: Лингвисты-эксперты не сажают, они отвечают на вопрос, что есть в тексте. Дальнейшие выводы делает суд. Во многих случаях лингвисты помогают избежать посадок. Часто по результатам экспертизы обвинение с людей снимают – когда в результате анализа лингвист понимает, что нет тех признаков, о которых его спрашивают. Случаи, когда лингвист адекватно понимает содержание и цель текста и его направленность, можно говорить о том, что лингвистическая экспертиза выполняет защитную функцию.

Студенту Егору Жукову не удалось доказать свою невиновность по делу об экстремизме

война, вооружённых сил, фейк-ньюс, чайлдфри, невиновность, оскорбление граждан, адвокат, Интервью со Светланой Прокопьевой, протест Егора Жукова, отзыв учёных-лингвистов, эксперт фсб, рецензия, ГЛЭДИС, личный бренд, соцсети,

Студент Егор Жуков не доказал свою невиновность и получил три года условно за призывы к экстремизму в видеороликах, опубликованных на Youtube. В основе приговора лежат выводы лингвистической экспертизы, проведённой экспертом ФСБ Александром Коршиковым. Егор Жуков свою вину не признал.

«Мы обсуждали конкретные фразы, нюансы формулировок, варианты толкований. Надеюсь, мы смогли доказать уважаемому суду, что я не являюсь экстремистом. Как и с точки зрения лингвистики, так и с точки зрения здравого смысла», – сказал он в последнем слове.

Несмотря на это, доводы эксперта суд признал обоснованными. Всем лингвистам, мнения которых предлагала заслушать сторона защиты, судья дала отвод.

Протест как возражение. Отзыв на лингвистическую экспертизу по делу Егора Жукова

война, вооружённых сил, фейк-ньюс, чайлдфри, невиновность, оскорбление граждан, адвокат, Интервью со Светланой Прокопьевой, протест Егора Жукова, отзыв учёных-лингвистов, эксперт фсб, рецензия, ГЛЭДИС, личный бренд, соцсети,

Эксперты-лингвисты Нина Добрушина, Анна Левинзон, Валентина Апресян, Анастасия Бонч-Осмоловская прокомментировали протест Егора Жукова.  «Новая газета» опубликовала их отзыв на лингвистическую экспертизу по делу оппозиционера.

На суде по делу Егора Жукова слова «лингвистика» и «лингвистический» стали самыми употребительными. Всё дело Егора от начала и до конца – о языке. Единственное, что предъявляет ему обвинение, – тексты. И анализ этих текстов – единственное, что доказывает его невиновность. Тексты изучают лингвисты. Хотелось бы сказать – лингвистика стала наукой первостепенной важности. Но нет, как раз наоборот: лингвистика не пригодилась.

Ролики Егора Жукова исследовал эксперт. Эксперт-лингвист? Нет, просто – эксперт. А.П. Коршиков – кандидат математических наук, сотрудник Института криминалистики Центра специальной техники ФСБ России. Его экспертизу по делу Егора Жукова мы и наши коллеги подробно разбирали в двух рецензиях в «Новой газете».

3 декабря эксперт А.П. Коршиков был вызван в суд, где Н.Р. Добрушина и А.И. Левинзон, соавторы одной из рецензий, тоже присутствовали в надежде выступить на стороне защиты и высказать своё мнение об экспертизе. За два дня судья последовательно вынесла решение об отказе в участии четырёх экспертов-лингвистов. Основная мотивировка отказа – некомпетентны. Приведём список людей, которые оказались некомпетентными лингвистами, в порядке их предъявления суду 3 и 4 декабря.

– А.И. Левинзон, НИУ ВШЭ, Школа лингвистики, преподаватель риторики, корпусной лингвистики, русского языка и культуры речи, диплом с отличием филологического факультета МГУ, специальность «филолог-преподаватель русского языка и литературы»;
– Н.Р. Добрушина, НИУ ВШЭ, Школа лингвистики, профессор, доктор филологических наук, главный научный сотрудник, диплом филологического факультета МГУ, специальность «филолог-преподаватель русского языка и литературы»;
– Ю.А. Сафонова – кандидат филологических наук, работала экспертом при Минюсте, в центре при департаменте по противодействию коррупции Москвы, выступала в роли эксперта в Конституционном суде, автор методического пособия по психолого-лингвистической экспертизе текстов по делам, связанным с противодействием экстремизму, рекомендованным Минюстом;
– И.Б. Левонтина – кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник Института русского языка им. В.В. Виноградова, соавтор нескольких словарей, занимается судебной лингвистикой и разработкой методик для экспертиз по преступлениям экстремистской направленности, выступает в судах.

Поскольку, как видно из этого перечня, защита исчерпала все мыслимые доказательства компетенций лингвистов (образование, профессиональный опыт, степени, должности, опыт научных исследований, опыт работы с семантикой русского языка, опыт работы с судебными экспертизами), остаётся признать, что в стране есть один компетентный специалист в области лингвистической экспертизы – А.П. Коршиков. Посмотрим, как работает этот эксперт.

Кандидат физико-математических наук А.П. Коршиков подходит к анализу значения слов с позиций математика, как будто слова – это переменные, которые могут принимать любое значение, не меняя при этом сути сказанного. Такой подход по сути своей противоречит базовым принципам семантики языка. Мы, лингвисты, стараемся выяснить, какое значение имеет слово в конкретном контексте. Контекст, согласно основам семантического анализа, является индикатором значения: например, в контексте глагола «выражать» слово «протест» указывает на речевое действие, а в контексте слова «подавать» – на официальный документ.

Изучение контекстов – начало любой работы по объяснению смысла слова и разбиения его на разные значения. Существуют специальные ресурсы, которые на основе автоматической обработки огромного массива словоупотреблений извлекают основные контексты, характерные для слова (в сочетаемостный «портрет» слова «протест», кстати, не входит ни одно устойчивое словосочетание, указывающее на насильственный характер).

Автор экспертизы предлагает считать, что в любом контексте у слова есть все значения, которые мы в состоянии ему приписать. Если ничто не ограничивает этот круг, можно смело считать, что говорящий, используя слово, выпускает на волю всё множество значений и конкретных осмыслений, которые у него есть (в том числе и те, которые им приписывает эксперт). Так, употребив слово «учреждение», Егор имел в виду одновременно «избирательная комиссия» (добавим — «зоопарк», «музей меда» — почему бы нет); говоря о «ненасильственном протесте», он парадоксальным образом имел в виду одновременно и «насильственный протест» (а также «протест против опытов над животными», «протест против объединения колледжей в Нижневартовске» – список осмыслений, начатый экспертом А.П. Коршиковым, можно продолжать бесконечно).

Существительное «протест» было самым обсуждаемым 3 и 4 декабря. Ответ на вопрос, призывал ли подсудимый к насильственному протесту, – это ответ на вопрос об обвинении или оправдании.

Цитируя самые разные словарные описания, лингвисты в своих рецензиях указывали, что в слове «протест» ни в одном из его значений нет смыслового компонента «насилие». Основное значение слова «протест», согласно словарям и корпусным данным, – это «решительное возражение против чего-то». И это то значение, в котором использует слово «протест» в своих роликах Егор.

На наши доводы эксперт А.П. Коршиков отвечает так: лингвисты совершают грубую ошибку, опираясь на словари! Словари часто отражают «древний период прошлого» (записано со слуха на заседании суда). «Вы пользовались Национальным корпусом русского языка?» – спрашивает защитник. Действительно, если не словарями – значит, корпусами, электронными базами языковых данных. «Корпуса неполны, несбалансированны, в них недостаточно публицистики», – сообщает А.П. Коршиков.

Так каким образом он подтверждает своё мнение о том, что слово «протест» надо понимать как «протест с применением насилия»? Никаким. В тексте экспертизы никаких доказательств суждениям А.П. Коршикова нет. Он не ссылается на словари, на Национальный корпус русского языка (это, кстати, гигантская база данных, в которой более трехсот миллионов словоформ и еще около ста миллионов – только публицистики), не ссылается на современные интернет-корпуса русского языка, например, на корпус RuTenTen (база данных современных онлайн-текстов, в которой более 14 миллиардов слов), не цитирует работы учёных.

Следовательно, мы можем быть твёрдо уверены: экспертиза эксперта А.П. Коршикова не отвечает научным стандартам. Научный текст обязан быть доказательным. Эти доказательства должны быть приведены с точными ссылками, примерами, данными статистики. А что делать, если появилась идея (например, такая: «пересказать книгу о 198 способах мирного протеста – значит позвать слушателя совершить каждое из 198 действий»), а доказательства найти не удаётся? Увы, ничего. Если доказательства нет, идея не может найти себе места в экспертизе. Её можно высказать в кругу друзей, за чаем, но не в заключении эксперта.

К заседанию суда А.П. Коршиков собрал значимые, по его мнению, аргументы. Он неоднократно просил судью разрешить показать «нарезку роликов», которые подтвердили бы его правоту (что за ролики, эксперт не объяснил, но речь шла не о роликах Егора Жукова, а о материалах телевизионных передач). «Я ведь могу принести на заседание словарь, – сказал А.П. Коршиков. – А я принёс ролики. Это то же самое, что словарь» (записано со слуха на заседании суда).

Судья не дала согласия смотреть ролики, но аргументацией для эксперта они в любом случае стать не могут. Лингвист не опирается на отдельные, случайным (или неслучайным!) образом собранные примеры. Чтобы доказать, что у слова есть некоторое значение, ему нужно учитывать, насколько часто такое значение встречается, в каких контекстах, в каком стиле речи, лингвисту приходится ставить эксперименты с носителями языка, исследовать сотни предложений – в общем, это сложнейшая процедура, результаты которой, собственно говоря, и представлены в словарях.

Эксперт А.П. Коршиков такими методами не владеет, более того, он и не считает, что ими нужно владеть. Он убеждён, что его подготовки в качестве лингвиста-эксперта достаточно, чтобы написать экспертизу. Ход исследования он не комментирует: «Я не обязан его излагать. Это полностью компетенция эксперта» (записано со слуха на заседании суда). Нет, обязан! Исследователь обязан сообщать, как он пришёл к своему выводу. Если он не делает этого, его текст – не наука, это рассуждения дилетанта. Они могут быть вам симпатичны, но на их основании нельзя посадить человека в тюрьму.
Лишь один метод, использованный при составлении экспертизы, Коршиков сумел сформулировать: «Я беру Уголовный кодекс, читаю название статей, смотрю: похоже или непохоже. И с точки зрения лингвистики сравниваю слова».

Этот метод, видимо, является собственным изобретением эксперта. Во всех методических указаниях по проведению лингвистических экспертиз прямо говорится о недопустимости смешивания юридической квалификации (то есть Уголовного кодекса) и лингвистических толкований.

Экспертиза по делу Егора Жукова – пример для известной басни: смотрите, что бывает, когда сапоги начинает тачать пирожник. Что бывает, когда наука теряет независимость. Когда экспертные выводы перестают быть результатом кропотливого исследовательского труда и становятся набором броских фраз, за которыми не стоят факты. Вроде бы – где наука и где наша повседневная жизнь. И вот сейчас они сходятся – в зале, где решаются судьбы.

Гвоздь в крышку гроба независимой экспертизы. Интервью с экспертом Ириной Левонтиной

Ведущий научный сотрудник сектора теоретической семантики Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН Ирина Левонтина дала интервью журналисту «Московского комсомольца» Елене Светловой и рассказала, почему ей не позволили выступить в суде по делу студента Высшей школы экономики Егора Жукова накануне вынесения приговора, а также поделилась мнением по поводу положения эксперта-лингвиста в России. Признанный специалист по судебной лингвистической экспертизе уверена: за мысли судить нельзя.

– Ирина, я давно живу на свете, но мне кажется, что в последнее время лингвистическая экспертиза приобрела какой-то невиданный размах. Уже и реклама в Интернете появилась со слоганом «Работаем по всей России!»

– Лингвистические исследования бывают не только по политическим делам, которые у всех на слуху. Но новое сегодня то, что связано со статьей 282 УК РФ («Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства»), а также с оправданием терроризма, оскорблением чувств верующих, искажением роли СССР во Второй мировой войне. Раньше мы тоже проводили исследования по делам, когда, к примеру, человека избили или убили по мотивам национальной ненависти, то есть речь шла о конкретном преступлении и его мотивах, а сейчас другая ситуация. Ведь 282-я статья, по сути, предусматривает ответственность за мыслепреступление. Человека судят не за то, что он сделал по каким-то мотивам, а именно за ненависть, за взгляды, за слова. С этим и связано огромное количество лингвистических экспертиз и заключений.

– Они и становятся доказательством преступления?

– Именно, у прокурора никаких других доказательств нет. Приходит лингвист в штатском и рассказывает, что на самом деле за этими словами скрывается разжигание вражды. Или взять дело Светланы Прокопьевой, журналистки из Пскова, в чьей статье нашли оправдание терроризма. Это вся доказательная база. Никого искать не надо – достаточно заказать у такого эксперта исследование, чтобы с ним пойти в суд. Иногда кажется, что других преступлений нет, сплошь и рядом судят людей, которые что-то не так сказали. По «Новому величию» рассмотрение длится уже несколько месяцев.

– Вы были экспертом по этому делу?

– Я готовила заключение специалиста, которое заказала адвокат Ани Павликовой. Мы как раз на днях были в суде, когда от Кости Котова, мужа Ани, пришло сообщение, что его этапировали во Владимир. Я тоже ему писала заключение, но там вообще судья отказался слушать. Это, я считаю, нарушение права на защиту, в моей практике такое в первый раз. В текстах, которые у Котова изъяли при обыске, всё мирно, никаких призывов к насильственным действиям нет и в помине. Все тексты в духе: «Милосердие – вот то, к чему мы призываем».

– А какие тексты Ани Павликовой вы анализировали?

– Её телефонную переписку с человеком по имени Руслан Д., как потом оказалось, он был провокатором. Аня тихая, добрая девочка, немножко не от мира сего. На суде её матери задали вопрос: на какой почве общались члены «Нового величия»? Мама рассказала, что у них были общие интересы: Аня очень любит животных, она работает санитаром в ветлечебнице, другая девочка, Маша Дубовик, училась на ветеринара, а Костыленков разводит кроликов. Какая террористическая организация?

Телефон был оформлен на имя мамы, поскольку девочка была на тот момент несовершеннолетней. Переписка небольшая и, казалось бы, пустяковая, но маму она насторожила, поэтому они пытались с адвокатом приобщить её к делу и обратились к специалисту, чтобы её проанализировать. Если моё заключение хотя бы на миллиметр поможет Ане, будет хорошо.

– И что вы увидели в этой переписке?

– Там действительно эта несчастная Павликова пытается уйти, как-то отстраниться от «Нового величия», а провокатор оказался очень ловким манипулятором. Я проанализировала приёмы речевой манипуляции, при помощи которых он её опутывает. Когда рассказывала об этом в суде, прокурор страшно злился, но судья, по-моему, слушал с интересом.

– А можете привести примеры?

– Ну, например, она ушла, а он уговаривает её вернуться, используя разные приёмы давления. Аня не хочет ходить на собрания и готова делать что-то другое. Она говорит, что может листовки клеить. Руслан отвечает: листовки хорошие, ты молодец, в общем, ждём тебя завтра. Он настаивает: ты приходи бесплатно, зачем тебе лишние деньги тратить? (Они скидывались по 200 рублей на аренду помещения.) По переписке видно, что Аня не может вести конфликтный диалог, чувствует себя не очень уверенно, ей трудно сказать «нет». Там есть неявные вещи, которые неспециалисту не видны.

Я сделала такую интересную штуку: разобрала её и его реплики, и выявились разные роли и совершенно разные установки. Аня: я за всё хорошее, да, как скажешь, извини, пожалуйста. Она не умеет сопротивляться, избегает конфликтов, а у него сплошные императивы, то есть он оказывает на девушку давление: мы все тебя просим! Применяет моральный шантаж: если ты не хочешь ходить из-за того, что ты обиделась на такого-то, я его накажу, его не будет.  Когда человеку приводят такие доводы, у него возникает чувство вины, что кто-то пострадает из-за него. В общем, материал небольшой, но в нём видна вся структура взаимоотношений. Руслан Д. проявляется как ловкий манипулятор, он умеет втягивать, не говоря о том, что он гораздо старше Ани по возрасту.

– Судебная лингвистическая экспертиза, как и любая другая, априори должна быть независимой, но, к сожалению, зачастую она обслуживает интересы обвинения. Зависит ли результат от того, кто ставит задачу перед экспертом – адвокат или следователь?

– Адвокат не может заказать экспертизу (по этому поводу было решение ЕСПЧ о том, что происходит нарушение равенства сторон в процессе). Экспертизу назначает суд, но адвокат может заказать заключение специалиста. С независимой экспертизой у нас большие проблемы. Экспертов унижают, иногда запугивают, на них давят. Крайний случай был с химиком Ольгой Зелениной, которую обвиняли в пособничестве в контрабанде наркотиков в рамках «макового дела». Она как специалист давала разъяснение по поводу методики определения количества веществ в пищевом маке.  Зеленина была арестована, сидела, кстати, одно время в одной камере с Толоконниковой, потом вышла под подписку о невыезде. Несколько лет всё это продолжалось, пока не развалилось дело, уже и ФСКН прекратила своё существование, а дело всё длилось. Ей присудили компенсацию 700 тысяч рублей, что, конечно, не стоит потерянных шести лет жизни.

– Случай Зелениной, когда специалиста наказали за его экспертное мнение, наверное, стал предостережением для профессионального сообщества?

– Мало кто готов участвовать в громких делах, потому что тебе звонят на работу, пугают начальство: «Это позиция института?» Или: «А вы знаете, где сейчас ваш сотрудник: он в отпуске или в командировке?» Мне лично не угрожали, но в институт звонили. Сейчас пробивают законопроект о лицензировании экспертов. Сегодня по закону об экспертной деятельности любое лицо, имеющее соответствующую квалификацию, может провести исследование. А лицензирование, переаттестации… Кто будет их проводить?
И человек окажется зависимым, потому что ему скажут: «Если ты не будешь проводить правильную экспертизу, то не пройдёшь переаттестацию!» Это будет гвоздь в крышку гроба независимой экспертизы, ведь зачастую это единственный шанс защитить людей.

– Недавно был скандал в связи с делом студента ВШЭ Егора Жукова, которому сначала вменили участие в массовых беспорядках, но затем обвинение переквалифицировали на призывы к экстремизму. А поводом стали записи из его видеоблога, в которых, на взгляд следствия, содержится «политическая ненависть и вражда к власти».

– Это дело основано исключительно на лингвистической экспертизе. Суд по делу Егора Жукова отказался слушать трёх специалистов-лингвистов, и вот на этой неделе отклонил и четвёртого – меня. Егора Жукова обвиняют в экстремизме на основании нескольких роликов, хотя студент – пропагандист мирного ненасильственного протеста. В своих роликах он как раз объясняет, что такой протест гораздо эффективнее насильственного, что надо творчески подходить к поиску разнообразных форм протеста. Спасибо «Новой газете», которая опубликовала официальную экспертизу и наш отзыв на неё, под которым подписались академики, члены-корреспонденты РАН и я, как специалист, имеющий большой опыт в судебной лингвистике. Мы разобрали это заключение (кстати, это ещё не худший образец жанра).

– Официальным экспертам всё-таки удалось найти злополучные призывы?

– Там есть такое высказывание: «Надо хвататься за любые формы протеста», из чего эксперт делает вывод, что, если любые, то в том числе и насильственные. И ещё фраза: «Делай всё, на что ты способен». Здесь увидели скрытый смысл – призывы к свержению. Мы пишем, что такие слова, как «любой» и «всё», в естественном языке работают немного другим образом. Когда молодой человек говорит девушке: «Я сделаю для тебя всё», это не значит, что он обещает ей взорвать соседний дом, чтобы у неё был лучше вид из окна, или реально убить «соседей, что мешают спать». Или когда человек говорит: «Я буду рад любому подарку!» – никто же не думает, что он будет рад, если ему принесут дохлую крысу! Понятно, что эти слова нужно понимать в контексте. А контекст однозначный: Егор Жуков в каждом своём ролике многократно повторяет слова «ненасильственный протест». Параллельно с нами лингвисты из Высшей школы экономики делали заключение для следствия – наша аргументация оказалась поразительно похожей. И «Новая» это тоже опубликовала. И очень важно, что люди увидели, как строятся подобные обвинения.

– Увы, в последние годы расплодилось немало экспертов без профильного лингвистического образования, обслуживающих следствие и суд. Их называют «экспертами по вызову»…

–Безусловно, среди специальных экспертов, которые привлекаются органами следствия, много людей, не имеющих профильного образования. Суды это принимают. Ну вот, например, знаменитая Наталия Крюкова, которая пишет в огромных количествах лингвистические экспертизы про экстремизм. Она по образованию преподаватель математики, но считает, что «по сути математика и лингвистика – это одно и то же». Это примерно, как если человек с дипломом филолога возьмется за экспертизу ДНК.

Лингвистика в таком уязвимом положении, потому что многие люди считают, что если они носители русского языка, то имеют право проводить лингвистические исследования. Экспертиза обычно делается в рамках ведомственной науки, которая к академической науке никакого отношения не имеет.

Но часто те же люди, которые занимаются обычной лингвистикой, пишут статьи и выступают на конференциях, за деньги пишут чудовищные заказные экспертизы, считая, что никто не прочтёт, не увидит и не узнает. Теперь, после публикации экспертизы по делу Егора Жукова, они должны понимать, что и прочтут, и узнают. Как после такого прийти на серьёзную научную конференцию? Может быть, это кого-то остановит…

– Бывают и совсем анекдотические случаи!

– Обхохочешься! Особенно часто это встречается в экспертизах, написанных штатными «лингвистами» без профильного образования. Мой любимый пример – экспертиза, которая была сделана для обоснования того, что произведение нужно включить в список экстремистской литературы. Там вообще – то Коран внесут, то Ветхий Завет. Тут была книжка о современной каббале, в которой речь идёт о самоусовершенствовании. Книжка сложная, эксперт читал, ничего не понимал, пока не увидел знакомое слово «холокост»! По мнению «специалиста», это может возбудить ненависть у евреев против других народов, которые в этом участвовали. Поэтому книжку надо запретить.

– Вспомнила перформанс рэпера Оксимирона «Сядь за текст» – публичные чтения классиков русской литературы, в чьих произведениях «судья» находил призывы к насилию. Сам Оксимирон получил «наказание» за декламацию отрывка из «Горя от ума», в котором усмотрели клевету…

– Крамолу можно отыскать в стихотворении Лермонтова «Прощай, немытая Россия», а уж ода «Вольность» Пушкина с его обращением к «самовластительному злодею»: «Тебя, твой трон я ненавижу, / Твою погибель, смерть детей / С жестокой радостию вижу…» Куда там блогеру Синице до него?

– Сегодня суды завалены исками к СМИ о защите чести и достоинства. Наши люди очень обидчивые, особенно чиновники…

– Один чиновник требовал лингвистическую экспертизу в связи с тем, что в газете написали, что он «прошмыгнул». Есть постановление пленума Верховного суда, где разъяснено, что являются порочащими не любые неприятные сведения, а ложные утверждения о совершении аморального или противоправного поступка. Хотя нередко судам это не мешает принимать решение в пользу такого обиженного. На днях прочитала, что ЕСПЧ присудил Лимонову компенсацию по проигранному им некогда иску за фразу «Московские суды подконтрольны Лужкову». А в своё время слово «подконтрольны» признали порочащим сведением и присудили Лимонову выплатить полмиллиона рублей компенсации. Я выступала в суде как специалист по этому делу.

– Истцы нередко требуют в качестве компенсации астрономические суммы.

– Сейчас часто назначаются такие штрафы и компенсации, которые человека уничтожают. Неприятно, когда критику пытаются представить как распространение порочащих сведений и с помощью статьи о защите чести и достоинства заткнуть рот тем, кто тебя критикует. Градозащитникам не нравится, что вырубаются леса, рощи, разрушаются дома, а человек, который это устроил, подаёт в суд и требует огромных компенсаций. Размер выплат должен быть радикально снижен. Недавно было совсем возмутительное дело, когда журналистке Ксении Лученко присудили выплатить 400 тысяч рублей ровно за одно слово «связаны», относящееся к семье проректора МГИМО в статье о сносе исторического дома Черниковых в Хамовниках и выселении из парка Трубецких детского дома творчества. Было разъяснение, кажется, Верховного суда, что назначение компенсаций не преследует цели разорить человека, но сейчас именно разоряют и душат.

– Ирина, ваше кредо: нельзя судить за мысли.

– Я высказываюсь в данном случае не как лингвист, а как человек: 282-я статья УК РФ должна быть отменена. Или полностью декриминализована.

– Нельзя судить за мысли и высказывания, но в западноевропейских законодательствах тоже есть ограничения свободы слова. Попробуйте высказать сомнения в существовании холокоста в Германии!

– Ну, есть люди, которые сомневаются в реальности холокоста, что и травмирует других людей. Это, конечно, совершенно понятно и в моральном отношении кажется бесспорным, но закон открыл ящик Пандоры.
Почему бы тогда не сделать статью об искажении роли СССР во Второй мировой войне? Об уголовном преследовании за другие неправильные мысли? Кстати, есть европейская традиция, а есть ведь и американская, где существует Первая поправка к Конституции, декларирующая, что свобода слова — ценность очень высокого уровня.

– Ирина, дайте, пожалуйста, совет пользователям соцсетей, как выбирать выражения, чтобы не попасть под раздачу.

– Например, одна дружественная мне газета, когда публикует острые материалы, предварительно пересылает их мне, а я вставляю всякие «мы считаем», «вероятно» и т.д., чтобы по возможности обезопасить их от судебных исков. Ну, надо понимать, что, скажем, матерные слова в отношении какого-то конкретного лица могут быть опасны. Угроза – сложное понятие. Если мы обратимся к делу Синицы, его пост был отвратителен, но угрозы не содержал. Потому что угроза предполагает, что человек имеет возможность совершить преступление, поэтому есть основания отнестись к этому серьёзно. Что, кстати, не помешало осудить Синицу именно за угрозы.

В любом случае, с угрозами и фразами, которые могут быть восприняты как угрозы, нужно поаккуратнее – это уголовная статья. Если человек нарочно хочет рискнуть, удаль проявить, пройти по лезвию бритвы – это одно, но если он просто не может молчать, потому что в нём все кипит, то пусть он перед тем, как нажать кнопку «опубликовать», призовёт на помощь здравый смысл и попытается взглянуть отстраненным взглядом на свою публикацию. К сожалению, сегодня мы наблюдаем мощную тенденцию преследования за слова.

Словесные фокусы вместо лингвистической экспертизы. Рецензия на экспертизу по делу Егора Жукова

Новая газета стала основной платформой, где учёные-лингвисты выражают своё мнение по поводу экспертизы, проведённой экспертом ФСБ по делу Егора Жукова. Приводим текст очередной публикации, в которой представлена рецензия, подготовленная профессионалами в области судебной лингвистики.

«ОТ РЕДАКЦИИ
Студент Высшей школы экономики Егор Жуков внесён в список экстремистов и террористов. Это внесудебная репрессия, которая надолго, если не навсегда отравляет жизнь человека и его родственников. Егор пострадал из-за того, что в отношении него возбуждено дело по статье 280.2 УК РФ – призывы к экстремистской деятельности с использованием Интернета.
А само это дело юридически стало возможным благодаря экспертизе, проведённой в спеццентре ФСБ экспертом Коршиковым. Мы публиковали этот документ и заключение на него, подготовленное по просьбе редакции ведущими отечественными филологами, в том числе академиками РАН.

Сегодня мы публикуем заключение, подготовленное группой лингвистов из Высшей школы экономики. По выводам оно согласуется с отзывом академиков, однако обращает внимание и на новый аспект, который позволяет иначе взглянуть на роль эксперта ФСБ Коршикова и специфику его работы над экспертизой по уголовному делу Егора Жукова. Одно дело, когда эксперт интерпретирует реальные высказывания обвиняемого так, что в них якобы появляется экстремистская составляющая. И совсем другое, когда он дописывает в цитаты блогера собственные слова, не отделяя их специальными знаками препинания, так, что они становятся якобы высказываниями самого блогера. И это не просто слова, а фактически скрытые цитаты из другого текста, а именно, ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности».

«Содержанием призыва Коршиков считает пересказ книги Шарпа в первых двух роликах. Из списка мирных методов протеста, эксперт выделяет несколько “незаконных”. Например, № 90 – отказ от уплаты налогов, № 140 – изготовление фальшивых документов, № 144 – препятствие работе учреждений. В последнем случае эксперт Коршиков самостоятельно дописывает уточнение: “частным случаем является воспрепятствование работе избирательных комиссий”. Так как избирательные комиссии являются учреждениями, то из пересказа Жуковым предлагаемой Шарпом формы ненасильственного протеста – препятствие деятельности учреждений, эксперт Коршиков делает вывод о том, что Жуков призывает к воспрепятствованию деятельности избирательных комиссий».

Ещё раз – ни о каких избирательных комиссиях Жуков не говорил, эксперт самостоятельно «подбрасывает» их в текст. Очевидно, силовики сделали совсем неправильные выводы из дела Голунова. А также из первого дела Егора Жукова (об участии в «массовых беспорядках»), которое пришлось прекратить после публикации «Новой газетой» фото- и видеосвидетельств, доказывающих: действия, инкриминируемые Жукову, 27 июля совершал совсем другой человек.

Безусловно, с таким качеством экспертизы никаких перспектив у «экстремистского» дела Жукова нет. Оно должно быть немедленно прекращено. Как и все дела против участников мирных акций протеста в Москве в июле-августе 2019 года.

Сопроводительное письмо к заключению специалиста

4 сентября в интервью радиостанции «Эхо Москвы» адвокат Егора Жукова Илья Новиков обратился к лингвистам Высшей школы экономики с просьбой оценить результаты официальной лингвистической экспертизы видеороликов Егора, на основании которых ему предъявлено обвинение. Новиков подчеркнул, что речь идёт о научной оценке качества лингвистического анализа: «Раз следствие пришло на территорию студентов, на территорию науки, то весь разговор идёт о том, что наука лингвистика думает о тех или иных высказываниях». Мы связались с Ильей Новиковым и предложили сделать научную рецензию на эту экспертизу.

Экспертиза или часть следствия

Мы ожидали, что, возможно, мы будем не согласны с выводами эксперта, возможно, нам покажется не вполне убедительной доказательная база, наверное, мы как учёные сможем предложить альтернативные подходы к анализу материала… То, что мы увидели в экспертизе, вообще не имеет отношения ни к лингвистике, ни к экспертизе, ни к науке. Здесь нет анализа высказываний, нет аргументации, нет инструментария, нет даже ссылок на авторитетные источники, хотя бы на словари.

Этот текст – подмена. За лингвистическую экспертизу выдается манипуляция, словесные фокусы с перемешиванием словосочетаний и цитат,
в результате которого «эксперт», как кролика из шляпы, вдруг извлекает утверждение, что Егор Жуков призывает к вооруженному восстанию и другой противозаконной деятельности.

Наша рецензия приобрела иной смысл. Она стала касаться не только конкретного дела Егора Жукова. Мы как учёные несём ответственность за то, что говорится от имени науки. Мы обязаны противостоять мракобесию, подменяющему научную экспертизу, в особенности если речь идёт о жизни и свободе конкретных людей.

Наша рецензии написана тем профессиональным языком, которым обычно пользуются лингвисты, и потому, возможно, будет трудна для восприятия. Поэтому ниже мы объясняем в более доступной форме суть манипуляций, которые проделывает эксперт А.П. Коршиков, подписавший заключение официальной экспертизы.

Прежде всего, следователь ставит перед экспертом вопрос о том, можно ли с точки зрения лингвиста найти в видеозаписях Жукова призывы к незаконной деятельности. Но почему и каким образом лингвист может ответить на этот вопрос?

Эксперт-лингвист исследует смысл, выражаемый с помощью языка. Этот смысл может быть выражен явно или имплицитно, но это всегда смысл языковых единиц – слов, предложений, текста. И этот анализ не имеет отношения к правовой оценке смысла, переданного с помощью языковых единиц. Иными словами, наука лингвистика не знает никаких методов анализа, позволяющего установить соответствие смысла языковых единиц Уголовному кодексу или каким-то иным понятиям законности. Это дело юристов. Однако эксперт Коршиков берётся именно за такую задачу.

Метод оптовой оценки

Общая идея экспертизы проста и соответствует поставленной задаче: нужно найти призыв, а потом в призыве найти что-то незаконное. Для того чтобы обосновать, что высказывание является призывом, эксперт должен показать, что цель высказывания была побудительная: автор имел целью, чтобы слушатель, услышав высказывание, сделал именно то, о чём в нем говорится. Доказательство побудительности – тонкая и сложная процедура, требующая рассмотрения широкого контекста высказывания, речевой ситуации (к кому и как обращался автор), толкования значения слов, исключения альтернативных интерпретаций (например, что это не призыв, а просто мнение автора). Доказательство наличия призыва чрезвычайно важно для дальнейшей юридической квалификации высказывания.

Коршиков поступает просто. Сначала он приводит подряд шесть цитат из разных роликов (в том числе тех, которые не будут в дальнейшем предметом экспертизы) и квалифицирует их как призывы. В его списке смешаны вырванные из контекста высказывания, которые призывом являются, и те, которые являются выражением мнения, хотя и используют аналогичные грамматические формы. Например, фраза «тебе нужно немедленно помыть руки», скорее всего, является побуждением и может быть в определённых коммуникативных обстоятельствах интерпретирована как призыв. А фраза «из этого следует, что нужно мыть руки» – нет, поскольку здесь всего лишь выражается мнение о причинно-следственных взаимосвязях.

Вместо скрупулезного анализа смысла каждого высказывания Коршиков смешивает их в одном списке, чтобы произвести их «лингвистическую квалификацию» оптом. Такая «оптовая» квалификация необходима, чтобы считать доказанным наличие призыва там, где могут быть разные прочтения, или его вовсе нет.

Коршиков использует еще один список из десяти цитат, в которых Жуков выражает недовольство властью, или, как пишет эксперт, испытывает «политическую ненависть». Смысл выписывания цитат подряд состоит в том, чтобы далее сформулировать некое обобщённое отношение Жукова к власти – мотив «политической ненависти».

Заметим, что само понятие мотива, как и квалификация «политическая ненависть», находится за пределами лингвистической аргументации. Лингвисты могут говорить о значении определённых выражений или высказываний. Коршиков, таким образом, выводит некий «архетип» высказываний Жукова: его ролики являются призывами-воззваниями к смене власти, сделанными по мотивам политической ненависти. Такой подход изначально некорректен: каждое высказывание должно оцениваться в его конкретике и контексте, смысл высказывания из одного текста не может быть выведен из смысла высказываний из других текстов. После создания общей конструкции эксперт последовательно разбирает два кейса, которые лягут в основу его выводов.

Принцип избыточной законности

Первый вывод Коршикова состоит в том, что в одном из роликов Жукова есть лингвистически установленные призывы борьбы с властью в России путём её насильственного захвата или вооруженного мятежа. В ролике Жукова, который рассматривается как материал для представленного вывода, действительно присутствует призыв в лингвистическом понимании термина. Жуков призывает слушателей «хвататься за любые формы протеста и делать всё, на что способны». Но ни значение существительного «протест», ни смысл конструкции «делать всё, на что способен» не подразумевают сами по себе насильственных действий. В словарном описании слова «протест» нет компонента со значением насилия. Протест – это (согласно словарям) «решительное возражение против чего-нибудь». То же самое относится к конструкции «делать всё, на что способен». Когда комментатор футбольного матча выражает надежду, что команда покажет «всё, на что способна», это не значит, что он рассчитывает, что начнется мордобой и потасовка. Указание на насильственные действия должно быть выражено прямо. В противном случае мы имеем дело с недопустимым вменением дополнительного смысла.

В лингвистической науке есть базовая теория об устройстве речевого общения, основные принципы которой в середине XX века сформулировал философ Герберт Пол Грайс. Один из них – принцип количества: изложи не больше и не меньше информации, чем нужно в данном речевом контексте. Эксперт Коршиков, вступая в полемику с Грайсом, декларирует новый принцип общения – принцип избыточной законности. Если вы говорите приятелю «пойдём что-нибудь выпьем», необходимо добавить: «но не яду». Иначе вас можно заподозрить в покушении на отравление. Блогер, призывающий писать «любые комментарии» под размещенным видео, безусловно, призывает к экстремизму, потому что «любые комментарии» могут быть в том числе и экстремистскими. Егор Жуков, по мнению эксперта, видимо, тоже должен был в своём призыве исключить все возможные насильственные формы уличного сопротивления. Итак, в анализе первого ролика Коршиков корректно идентифицирует призыв, но произвольно вменяет Жукову смысл призыва. Обвинительный вывод номер один построен на произвольном вменении.

Операция прикрытия

Второй вывод Коршикова состоит в том, что Жуков в трёх роликах осуществляет призывы к целому ряду незаконных действий: к отказу от уплаты налогов, изготовлению фальшивых документов, препятствованию работе избирательных комиссий и др. И делает это по мотивам политической ненависти или вражды.

Три ролика объединяются экспертом в одно высказывание – тематически связанный «единый объект». Они действительно связаны, сам автор говорит о том, что это серия видеозаписей. Понятие «единый объект» нужно автору экспертизы, потому что в третьем ролике есть конструкция, похожая на призыв, но нет указания на «незаконные действия». А в первых двух – нет призыва или какого-то подобия призыва, но есть указания на действия, которые эксперт считает незаконными.

Первые два ролика посвящены обсуждению списка из 198 методов ненасильственного (что особо подчеркнуто) протеста, опубликованного в книге Дж. Шарпа «От диктатуры к демократии», которая была переведена и издана в России. Перед каждым роликом Жуков размещает обращение к «товарищу майору»: «это видео носит ознакомительный характер и ни к чему не призывает».

В третьем ролике есть конструкция, похожая на призыв («для смены власти в России нужно использовать и другие мирные методы сопротивления»), но призывом не являющаяся. Наличие или отсутствие призыва доказывается с помощью специальных лингвистических тестов. Однако Коршиков, опираясь на свои методы «оптовой квалификации», не только утверждает, что призыв есть, но и распространяет его сразу на все три ролика, игнорируя обращения к «товарищу майору». При этом содержанием призыва Коршиков считает пересказ книги Шарпа в первых двух роликах. Из списка мирных методов протеста эксперт выделяет несколько «незаконных». Например, №90 – отказ от уплаты налогов, №140 – изготовление фальшивых документов, №144 – препятствие работе учреждений. В последнем случае эксперт Коршиков самостоятельно дописывает уточнение: «частным случаем является воспрепятствование работе избирательных комиссий». Такая формулировка дословно совпадает с одним из определений экстремизма статьи 1 федерального закона №114 «О противодействии экстремистской деятельности».

Из текста экспертизы невозможно понять, что в исходном ролике Жукова нет слов про избирательные комиссии: уточнение Коршикова никак формально не отделено от выдержки из списка мирных методов. В этой части экспертного заключения в целом происходит стилистический слом. Экспертиза, и без того небогатая лингвистической терминологией, превращается в обличительный памфлет.

По мнению эксперта, Жуков использует декларацию необходимости мирных методов борьбы для «прикрытия соответствующей агитационной работы», т. е. для призывов к незаконной деятельности по причинам политической ненависти. Политическая ненависть, напомним, унаследована из первоначальных «архетипических» оптовых квалификаций, сделанных по другим роликам. И если в начале экспертизы мы имеем дело не с лингвистическим исследованием, но хотя бы с некой манипулятивной игрой словами, то к её финалу цель работы эксперта формулируется предельно ясно и открыто: Коршиков даёт юридическую оценку гипотезе, которую заранее подразумевает доказанной, и подгоняет выводы под формулировку уголовной статьи. Такой подход вступает в прямое противоречие с идеей лингвистической экспертизы. Эта подмена, столь явная в финале исследования Коршикова, связана с тем, что в своей экспертизе он выполняет не лингвистическое исследование смысла языковых высказываний, а поставленную перед ним следователем задачу: найти в высказываниях Егора Жукова «незаконное» содержание и сформулировать для него обвинение.

Бонч-Осмоловская А.А., Левинзон А.И., Апресян В.Ю., Добрушина Н.Р.
11.09.2019 г.

Заключение специалиста
(РЕЦЕНЗИЯ НА ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЭКСПЕРТА №3/458 ОТ 01.09.2019 г. ПО УГОЛОВНОМУ ДЕЛУ №11902450046000029)

Подготовлено в порядке, предусмотренном п. 3 ч. 1 ст. 53, ч. 3 ст. 80 Уголовно-процессуального кодекса РФ в связи с обращением защитника Жукова Е.С. адвоката Новикова И.С. Специалисты настоящим выражают своё согласие на передачу данного заключения защитой Жукова Е.С. в ГСУ по РОВД СК РФ, на явку по вызову следователя для дачи показаний в качестве специалиста по предмету данного заключения.

Специалисты:
Бонч-Осмоловская Анастасия Александровна, кандидат филологических наук, академический руководитель магистерской программы «Компьютерная лингвистика», доцент Школы лингвистики НИУ ВШЭ, научно-педагогический стаж – 16 лет;
Левинзон Анна Иосифовна, старший преподаватель Школы лингвистики НИУ ВШЭ, научно-преподавательский стаж – 15 лет;
Апресян Валентина Юрьевна, доктор филологических наук, профессор Школы лингвистики НИУ ВШЭ, научно-педагогический стаж – 29 лет;
Добрушина Нина Роландовна, доктор филологических наук, профессор Школы лингвистики НИУ ВШЭ, главный научный сотрудник, руководитель международной лаборатории языковой конвергенции НИУ ВШЭ, научно-педагогический стаж – 26 лет.

Представленная на рецензирование экспертиза проводилась сотрудниками Института криминалистики Центра специальной техники ФСБ экспертом с лингвистической квалификацией Коршиковым А.П. и экспертом по комплексному анализу устной речи Осокиной А.М.

На экспертизу были представлены девять видеозаписей, содержащих обращения Жукова Е.С. Экспертам было предложено ответить на два вопроса в соответствии с их экспертной квалификацией:

Имеются ли с позиции лингвистической квалификации в представленных видеозаписях призывы к незаконной деятельности?
Каково эмоциональное состояние говорящего в представленных видеозаписях?

В рецензии будет рассмотрен ответ эксперта Коршикова А.П., в котором излагаются лингвистические основания квалификации наличия в содержании текстов видеозаписей призывов к незаконной деятельности. Ниже будут представлены 1) общие выводы относительно состоятельности проведённой экспертизы, 2) оценка методологии, использованной экспертом, 3) детализированный анализ валидности результатов исследования и 4) резюме.

1. Общие выводы

Рассматриваемое заключение эксперта не может быть признано состоятельным, поскольку:
1.1. Эксперту поставлена некорректная, находящаяся за пределами лингвистической компетенции задача, сформулированная следующим образом: «Имеются ли с позиции лингвистической квалификации в перечисленных выше видеозаписях призывы к осуществлению незаконной деятельности?»

Позиция лингвистической квалификации позволяет судить о содержании языковых выражений, давать интерпретацию высказываниям в случае возникновения сомнения, характеризовать высказывания по цели речевого акта. Лингвистические методы не позволяют извлечь из содержания текста указания на незаконность действий, которые текст описывает. Правовая квалификация действий не относится к сфере компетенции лингвистического эксперта. (см. Постановление Пленума Верховного суда России №28 от 21.12.2010 «О судебной экспертизе по уголовным делам»).

1.2. Отвечая на поставленный вопрос, эксперт игнорирует базовые методы лингвистического анализа, в частности, домысливает значения слов и выражений, не соотнося их с лексикографическим описанием (например, значение существительного ПРОТЕСТ), не проводит полноценного анализа целеполагания речевого акта, дискурсивного анализа композиции сложного текстового объекта, объединённого из нескольких видеозаписей, даёт правовые квалификации высказываниям из видеозаписей.

1.3. Текст рассматриваемой экспертизы характеризуется избирательностью рассмотрения и анализа языкового материала. Отвечая на вопрос, имеются ли в видеозаписях призывы к незаконным действиям, эксперт исследует только небольшие фрагменты текста, в которых, по его мнению, могут содержаться косвенные указания на одобрение насилия. При этом он оставляет за рамками анализа основной массив видеозаписей, в которых Жуков Е.С. прямо указывает на то, что он не одобряет насильственные действия и посвящает свои видеоролики обсуждению ненасильственной коммуникации граждан и власти. В ряде случаев эксперт игнорирует эксплицитное высказывание автора видеозаписей Жукова Е.С. о целеполагании его обращений («Товарищ майор, это видео носит ознакомительный характер и не преследует цель кого-нибудь к чему-нибудь призывать»). Обоснования выбора фрагментов для анализа в тексте экспертизы не представлены. Отсутствует также количественное описание соотношения выбранных для анализа высказываний, высказываний с явно представленным неодобрением призывов к насилию и общего объёма текста.

1.4. Текст экспертизы в ряде случаев не соответствует канонам представления экспертного заключения. В частности:
а. Научные термины заменяются лексикой с широким неопределённым значением. Так, говоря о проблеме присутствия в тексте имплицитных призывов к незаконным действиям, эксперт использует понятие «прикрытие» («…декларация необходимости использования только ненасильственных методов в борьбе за смену власти в России в Обращении используется для прикрытия соответствующей агитационной работы Жукова Е.С. на видеохостинге “Youtube”» – с. 15 экспертизы). Совершая такую замену, эксперт снимает с себя обязанность демонстрировать в высказываниях Жукова Е.С. работу конкретных лингвистических механизмов, порождающих неявные смыслы, и ограничивается бездоказательным утверждением о том, что такие смыслы присутствуют.

b. В тексте экспертизы присутствует оценочная и эмоционально окрашенная лексика (слова, выражающие отношение автора к описываемым явлениям). Так, анализируя концепт «самосожжение», эксперт называет его «одним из самых варварских способов ухода из жизни». Оценочная лексика переводит сделанные выводы из разряда объективных результатов в категорию субъективного мнения, что показывает ненаучный характер текста экспертизы.

2. Оценка методологии

Большинство методов из списка использованных методов и приёмов, приведённых на с. 4 экспертизы, были использованы некорректно, без применения необходимых инструментов и процедур.

При использовании метода лексикографического анализа эксперт не приводит полного лексикографического описания значения слова, не сравнивает семантическое содержание разных значений слова и не опирается на контекст при выборе толкования значения слова. Таким образом эксперт анализирует, например, значение глагола «отнять». Он приписывает значению лексемы коннотации с «насильственным действием», не учитывая, что в исследуемом контексте глагол употреблен в составе устойчивого метафорического выражения «отнять права».

При использовании лексико-семантического метода анализа не используются корпусные инструменты анализа для определения и уточнения значения и особенностей употребления слов и словосочетаний. Использование лингвистических корпусов является необходимым и ключевым инструментом лексико-семантического анализа в современной лингвистике, активно применяемым в том числе и в сфере лингвистической экспертизы (Баранов, 2007).

При использовании метода дискурсивного анализа не даётся характеристика рассматриваемых текстов с точки зрения их дискурсивной функции. Дискурсивный анализ предполагает исследование социокультурного контекста, в котором происходит коммуникация (об этом пишет и сам эксперт, говоря об «экстралингвистической стороне текста»). При этом в самом заключении эксперт не описывает ни современный медиаландшафт, ни ситуацию коммуникации, ни взаимоотношения автора и слушателей (адресата и адресанта). Анализ ситуации и позиций участников коммуникации мог бы дать отличную от предлагаемой экспертом интерпретацию: например, из разряда «призыв» текст должен был быть переведен в разряд «передача информации». Сам блог может в контексте современного медиапространства и в контексте профессиональной специализации Жукова Е.С. рассматриваться как типичный просветительский проект; автор блога не побуждает к действию, а доводит до сведения слушателей неизвестные им факты.

Метод интент-анализа, заявленный экспертом, должен использоваться при психологической, а не при лингвистической оценке содержания текста; для применения метода требуется квалификация психолога, а не лингвиста. Интент-анализ является относительно новым и пока мало проработанным методом изучения интенций (намерений) говорящего. «Интент-анализ предусматривает изучение психологического содержания с целью выявления реальных интенций субъектов речевого общения» (Павлова, Гребенщикова, 2017, с. 5). Таким образом, намерения говорящего, не выраженные в тексте напрямую (а именно такие намерения обсуждает эксперт), невозможно достоверно выявить лингвистическими средствами. Не обладая квалификацией проводить психологическую экспертизу, эксперт нарушил методику применения интент-анализа: не произвёл разметки интентов, не провёл оценки согласия аннотаторов для исключения субъективности разметки (см. описание процедуры интент-анализа: Попова, 2011, с. 201). Заметим, что в списке литературы, который приводит эксперт, нет ни одной работы, посвящённой интент-анализу. Тем самым выводы эксперта о намерениях Жукова Е.С., имплицитно подразумеваемых в видеозаписях, были сделаны с грубыми методологическими нарушениями и не могут считаться состоятельными. Кроме того, мы имеем ситуацию, когда на вопрос, требующий оценки с позиции лингвистической квалификации, эксперт отвечает с позиции психологической квалификации.

3. Анализ валидности результатов исследования

В заключении эксперт формулирует следующие выводы исследования:
В обращении Жукова Е.С. в видеозаписи «МИТИНГ 7 ОКТЯБРЯ, ИЛИ КАК СЛИВАЮТ ПРОТЕСТ» с позиции лингвистической квалификации содержится призыв к борьбе с властью в России с произвольным выбором формы протеста, что включает в себя действия насильственного характера, в частности, насильственный захват власти, вооруженный мятеж.

В обращениях Жукова Е.С. «МИРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ВОЗМОЖНА (Доказательства)», «МИТИНГИ. ЧТО ДАЛЬШЕ?» и «БОЙКОТ ВЫБОРОВ – ЭТО ЛИШЬ НАЧАЛО» (рассматриваемых как единый объект) с позиции лингвистической квалификации содержатся призывы к следующим действиям, совершаемым по мотивам политической ненависти или вражды: отказ от уплаты налогов, изготовление фальшивых документов, препятствие работе учреждений (частным случаем является воспрепятствование работе избирательных комиссий), мятеж, изготовление фальшивых денег. Кроме этого имеется призыв к самоубийству через самосожжение.

По нашему мнению, выводы, представленные экспертом, несостоятельны, осуществлены с игнорированием методов лингвистического анализа текста и с сознательным искажением текстового материала (выбрасыванием содержательно значимых и меняющих выводы текстовых фрагментов, дописыванием собственных слов к рассматриваемому тексту без отделения их специальными знаками препинания).

3.1. В обращении Жукова Е.С. в видеозаписи «МИТИНГ 7 ОКТЯБРЯ, ИЛИ КАК СЛИВАЮТ ПРОТЕСТ», вопреки мнению эксперта, не содержится призывов к насильственным действиям. В своих выводах эксперт опирается на следующие цитаты из видеообращения: «с системой нужно жёстко и планомерно бороться», «нужно хвататься за любые формы протеста», «делайте всё, на что способны». При этом эксперт не проводит полноценного лексико-семантического анализа выделенных слов и словосочетаний, не рассматривает всех значений слов или лексических конструкций и не приводит доказательств употребления слова в определённом значении. А именно:

а. эксперт не приводит лексикографического обоснования своей трактовки значения слова ПРОТЕСТ со ссылкой на авторитетные словари. Между тем, согласно словарным статьям, значение слова ПРОТЕСТ не содержит в себе никаких семантических элементов, связанных с насилием. См. толкование существительного ПРОТЕСТ в словарях:

в словаре Ожегова:
ПРОТЕСТ, -а, м. 1. Решительное возражение против чего-н. Заявить п. Демонстрация протеста. 2. Заявление о несогласии с каким-н. решением (офиц.). Принести п. П. прокурора (при выявлении нарушения закона). 3. Официальное удостоверение факта неуплаты в срок по векселю (спец.). П. Векселя.

в словаре Ефремовой:
1. Решительное возражение против чего-л., категорическое заявление о несогласии с чем-либо, о нежелании чего-л.
2. Массовое, коллективное возражение против чего-л., обычно выражающееся в активных действиях.
3. Официальное заявление капитана морского судна об аварии судна или порче груза.
4. Официальное удостоверение факта неуплаты в срок по векселю.

В рассматриваемом контексте существительное ПРОТЕСТ используется в первом из приведённых значений – значении «возражение». Утверждение эксперта о том, что сочетание «любые формы протеста» (т. е. «любые формы возражения») означает также и «крайние насильственные формы протеста», является навязыванием дополнительного смысла, не выраженного в высказывании ни в явной, ни в скрытой форме. У слова ПРОТЕСТ, как видно из словарей, полностью отсутствует семантическая компонента со значением «насилие». Продолжая логику эксперта, можно было бы сказать, что популярная у блогеров фраза «ставьте лайки, пишите любые комментарии» также может быть квалифицирована как подстрекательство к экстремистским высказываниям, поскольку комментарии могут в принципе содержать в себе выражение вражды или ненависти на межнациональной или религиозной почве.

Анализ сочетания «любые формы протеста» эксперту в данном случае следовало бы проводить, опираясь на принципы успешности коммуникации П. Грайса (Grice 1975), в частности, на максиму количества информации: изложи не меньше информации, чем требуется. То есть для призыва к насильственному протесту (вооруженному мятежу, захвату власти) Е.С. Жукову потребовалось бы дополнительно уточнить свою мысль с помощью эксплицитных языковых выражений, поскольку такой призыв не может быть выведен адресатом высказывания из словарного значения слова напрямую. Подобных эксплицитных уточнений в рассматриваемом видеосообщении не обнаруживается.

b. высказывание «с системой нужно жёстко и планомерно бороться» также не может быть интерпретировано как призыв к «жёстким формам борьбы», поскольку эксперт не поясняет значение сочетания «жёсткие формы борьбы» и не показывает, что значение этого сочетания равносильно значению выражения «насильственный захват власти».

Наречие ЖЁСТКО в использованном Е.С. Жуковым сочетании «жёстко бороться» не характеризует специфику действия. Оно выступает исключительно в роли интенсификатора, т. е. указывает на высокую интенсивность действия. Такой вывод подтверждается примерами употребления сочетания, подобранными в Национальном корпусе русского языка (ruscorpora.ru). Из приведённых ниже примеров адресат сообщения не может получить знания о конкретных формах «жёсткой борьбы», однако получает информацию об усилении интенсивности действия:

Банк России очевидно стал жёстче бороться с серыми схемами, неустойчивостью финансовых организаций. В кризис 2008–2009 годов в ЦБ старались больше поддерживать банки, чтобы не допустить системных проблем. Сейчас, когда сектор относительно устойчив, появилась возможность более активно заняться его оздоровлением». [Сирануш Шароян. Путин призвал ЦБ отзывать лицензии с оглядкой на возможности АСВ // РБК Дейли, 2014.07.01]

Рособрнадзор ещё год назад заявил, что будет жёстко бороться с утечками. Получается, что выполнил угрозу? – В этом году мы усилили контроль за процедурой сдачи экзаменов, и родители и ученики серьёзно опасались, что они не преодолеют минимальный порог. [Светлана Субботина. Рособрнадзор: «Ни одной утечки в этом году не было» // Известия, 2014.06.04]

Таким образом, в приведённом экспертом высказывании Жукова Е.С. «борьба» остаётся неопределённым абстрактным понятием. Конкретный содержательный характер «борьбы», а также информация о её формах и качестве не могут быть выведены из языкового материала лингвистическими методами. Утверждение эксперта о том, что приведённое высказывание должно рассматриваться как фактическое доказательство вывода о наличии в тексте обращения Жукова Е.С. призыва к насильственной смене власти и вооружённому мятежу, является необоснованным и не подтверждается лингвистическим анализом компонентов высказывания.

с. высказывание «делайте всё, на что способны», вопреки утверждению эксперта, также не содержит в себе указания на насильственные методы борьбы. Эксперт утверждает, что этот призыв «не содержит ограничений на методы действий, кроме как указания на пределы возможности конкретных исполнителей действий». Однако такая трактовка была вынесена без проведения лингвистического (лексико-семантического и дискурсивного) анализа, необходимого для объяснения смысла данного выражения.

Лексико-грамматическая конструкция ВСЁ/ТО/КТО, НА ЧТО СПОСОБЕН не указывает ни на какие конкретные действия, но обозначает условную совокупность действий, ограниченных общей темой, задаваемой широким контекстом выcказывания. Иными словами, «Х делает всё, на что способен» означает, что «Х производит максимум действий, релевантных для обсуждаемой темы, которые он может в текущих обстоятельствах совершить». Такая трактовка соответствует одному из базовых принципов языка – принципу релевантности (Grice 1975) – и может быть подтверждена примерами из Национального корпуса русского языка, демонстрирующими разнообразие наборов возможных действий, которые могут быть выражены с помощью конструкции НА ЧТО СПОСОБЕН, и ограниченность этих наборов контекстуально обозначенной темой:

Нам всем хочется браться за то, что производит на нас самое великое впечатление. Мы должны от этого воздержаться: надо делать то, на что мы сейчас способны. Я помню, как мне больно было, когда впервые я пошёл к своему духовнику, отцу Афанасию, на исповедь. Я исповедовался ему, сколько умел, честно, и ожидал, что он, монах, мне укажет радикальный путь: «Делай то-то, то-то и то-то». А то, что он сказал, меня поразило и на минуту разочаровало; он мне сказал: «Я тебе укажу, что ты должен был бы сделать, если бы был на то способен». [Митрополит Антоний (Блум). О жизни христианской (1990)].

Покупая подарки, Натан покупал не только женщин – не деньгами, конечно, но вниманием и заботой, а также готовностью тратить время ли, силы, суммы, – он покупал ещё и часы свободы для совести. Ему даже казалось, что он делает для обеих всё, на что способен. И неважно, насколько далеким это было от чьей-то правды. Маленький секрет, о котором никто кроме него никогда не узнает, – одинаковые обои в спальне любовницы и в коридоре их с женой семейной квартиры. [Анастасия Цветкова. Трое без времени // «Сибирские огни», 2012]

Долгожданный финал: двое сильнейших поваров России сразятся за главный приз – три миллиона рублей и звание лучшего повара страны. Участникам придётся показать всё, на что они способны, и доказать, кто из них самого дьявола на кухне не боится. Телеканал «Москва 24», выходные, 00.15 [Наталья Зайцева. Музыка // «Русский репортер», 2013]

Как видно из приведённых примеров, все наборы подразумеваемых действий, на которые имплицитно указывает выражение ВСЁ/ТО, НА ЧТО СПОСОБЕН, принципиально различаются. Употребление выражения ВСЁ/ТО, НА ЧТО СПОСОБЕН в русском языке всегда несёт в себе ограничение на содержание действий, которое определяется с помощью дискурсивного анализа общей тематики широкого контекста.

Тема обращения Жукова Е.С., которой посвящена видеозапись «МИТИНГ 7 ОКТЯБРЯ, ИЛИ КАК СЛИВАЮТ ПРОТЕСТ», задаётся уже в названии (митинги и протесты). В целом текст обращения посвящён оценке Жуковым Е.С. прошедшего митинга в г. Москве и рассуждениям о том, как должен быть реализован протест в форме митинговой активности. Таким образом, митинг как форма протеста является ключевой темой обращения. В этом контексте выражение «делайте всё, на что способны» обозначает совокупность действий, релевантных по отношению к основной теме – митинги как форма протестной активности. Примерами таких действий могут стать организация митинга, участие в митинге, распространение информации о митинге и другие подобные действия, имеющие прямое отношение к протестной активности в форме митинга. Таким образом, рассматриваемое выражение не может быть использовано как лингвистическое доказательство того, что Жуков Е.С. призывает к насильственному захвату власти.

Резюмируя сказанное выше, подчеркнем, что ни один из аргументов, предъявляемых экспертом в пользу представленного вывода о том, что в видеозаписи «МИТИНГ 7 ОКТЯБРЯ, ИЛИ КАК СЛИВАЮТ ПРОТЕСТ» имеется призыв к незаконным действиям в виде насильственного свержения власти, не подтвержден в тексте экспертизы с позиции лингвистической квалификации, т. е. с помощью релевантных, корректно применяемых методов лингвистического анализа с использованием установленных методологией процедур и современных инструментов анализа.

3.2. Выводы эксперта относительно группы видеозаписей «МИРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ВОЗМОЖНА (Доказательства)» (обращение 2), «МИТИНГИ. ЧТО ДАЛЬШЕ?» (обращение 3) и «БОЙКОТ ВЫБОРОВ – ЭТО ЛИШЬ НАЧАЛО» (обращение 4) не являются состоятельными по следующим причинам.

При рассмотрении обращений 2–3–4 эксперт не проводит лингвистического анализа конкретного высказывания побуждения, на котором базируются выводы эксперта, не проводит дискурсивного анализа структуры связей между обращениями 2–3–4, позволяющего определить речевое целеполагание автора для каждого из обращений в рамках единого целого.

На с. 4–5 эксперт приводит рассуждения о целесообразности объединения обращений 2–3–4 в единый объект Обращение. Далее, введя объект Обращение, на с. 14–15 эксперт делает заключение о том, что «в Обращении содержится призыв использовать различные мирные методы сопротивления (см. п. 3 настоящего заключения), используя для этого в частности перечень методов «ненасильственной борьбы». Однако в п. 3 на с 11–12 рассматривается не единое Обращение (обращения 2-4), а отдельные высказывания из обращений 1, 4, 5, 9. В п. 3 эксперт делает общий вывод о том, что приведенные высказывания являются призывами-воззваниями.

Вывод аргументируется перечислением лексем и выражений, допускающих побудительную интерпретацию, общим списком из всех рассмотренных обращений. Таким образом, слова из обращения 1 должны подкреплять аргументацию выражения побуждения в обращении 4, и так далее.

Немотивированное объединение высказываний из обращений 1, 4, 5, 9 в общий массив ведёт к искажению интерпретации целеполагания отдельных обращений: побудительное целеполагание обращения 4 обосновывается экспертом с помощью привлечения грамматических форм повелительного наклонения из обращения 1 и модальными конструкциями из обращений 5 и 9, см. рассуждение на с. 12–13 экспертизы: «Побудительность выражена прямо – глаголами в форме второго лица, множественного числа, повелительного наклонения: «делайте», «не ждите»; косвенно – словами с семантикой долженствования в сочетании с инфинитивами («нужно … бороться и не тратить», «нужно хвататься…, консолидировать», «нужно использовать», «должны бороться», «Нужно бороться»), предикативом «нельзя», выражающим запрет в сочетании инфинитивом, («останавливаться уже нельзя»)».

Не углубляясь в обсуждение обоснованности лингвистической квалификации этих выражений как побудительных в тексте экспертизы, важно подчеркнуть, что из всех приведённых цитат к обращению 4 относится только одно: «нужно использовать». Таким образом, эксперт, делая вывод о том, что единый объект Обращение состоит из трёх отдельных текстов обращений 2–4, не проводит отдельного анализа речевого целеполагания рассматриваемого высказывания «нужно использовать» в обращении 4 и не приводит обоснований трактовки высказывания как призыва. Утверждение эксперта, что рассматриваемое высказывание – призыв, является, таким образом, голословным и необоснованным.

Высказывание из обращения 4 «Какой из этого всего вывод? А вывод очень простой: кроме бойкота выборов, сложно организуемого, и митингов, никому уже не нужных, для смены власти в России нужно использовать и другие методы мирного сопротивления», приводимое в п. 3 на стр. 10–11, рассматривается вне общего контекста монолога Жукова Е.С. Однако приведённая цитата из обращения 4 является не призывом (т. е. речевым актом побуждения к действию), как полагает эксперт, а выражением мнения (т. е. речевым актом убеждения).

Употребление модального предиката НУЖНО с инфинитивом, на который ссылается эксперт, не свидетельствует о наличии побуждения. Перечислим факторы, которые противоречат трактовке рассматриваемого предложения как побудительного.

В лингвистической литературе предикат НУЖНО описывается как указывающий «на отношение говорящего к ситуации, о которой он сообщает», а именно на то, что, с точки зрения говорящего, необходимо для достижения какой-то цели (Падучева 2011). Стандартный пример употребления НУЖНО: Чтобы разжечь костер <Цель>, мне <Субъект цели> нужны спички <Потребность>. Значение побуждения не входит в число стандартных употреблений НУЖНО. Этот предикат может быть интерпретирован как побуждение только в ситуации, когда человек обращается лично к кому-то, причём подразумевается, что этот адресат по статусу ниже говорящего и готов выполнять его распоряжения. Лишь тогда высказывание с предикатом НУЖНО может восприниматься как распоряжение это сделать. Если отсутствует личный контакт и обращение к нижестоящему по статусу, то фраза с предикатом НУЖНО выражает точку зрения говорящего, а не призыв.

В ближайшем контексте высказывания с предикатом НУЖНО в обращении 4 отсутствуют глаголы в форме повелительного наклонения, которые однозначно указывали бы на побудительность высказывания. Искусственное добавление вводных конструкций, выражающих мнение, таких как “я считаю”, “мне кажется”, «я полагаю» не меняет общего смысла рассматриваемого высказывания: «А вывод очень простой: <я полагаю, что> кроме бойкота выборов, сложно организуемого, и митингов, никому уже не нужных, для смены власти в России нужно использовать и другие методы мирного сопротивления».

В приведённой в экспертизе цитате высказывание с модальным предикатом НУЖНО стоит в контексте логического аргументативного построения (Какой из этого всего вывод?) и является выводом из рассуждения, развёрнутого Жуковым Е.С, на предшествующих восьми минутах видеозаписи. Вывод не имеет прямой направленности на адресата, но является частью сообщения, информирующего адресатов о мнении автора.

Тест на целеполагание высказывания с предикатом НУЖНО (Кукушкина и др. 2011 с. 124) показывает, что цель рассматриваемого высказывания – убеждение. Методика теста предполагает экспликацию модальной рамки <Я говорю вам, что хочу, чтобы>, таким образом выявляются допустимые прочтения и эксперт имеет возможность выбрать наиболее правильную трактовку. Теоретически возможны следующие прочтения рассматриваемого высказывания с “я говорю вам, что хочу, чтобы…”:

а) ‘<Я говорю вам, что хочу, чтобы вы знали моё мнение>: нужно использовать и другие методы мирного сопротивления..’ – по (Кукушкина и др. 2011 с 124) высказывание информирующего типа (в ситуации обмена мнениями);
б) ‘<Я говорю вам, что я хочу, (1) чтобы вы знали мое мнение>: нужно использовать и другие методы мирного сопротивления… <и (2) чтобы вы изменили свое мнение, согласились>’ – по (Кукушкина и др. 2011 с 124) высказывание с речевой целью «убеждение» (в пропагандистском тексте);
в) ‘<Я говорю вам, что я хочу, (1) чтобы вы знали мое мнение>: нужно мое мнение>: нужно использовать и другие методы мирного сопротивления…, < и (2) чтобы вы изменили своё мнение, согласились>, <и (3) чтобы вы делали то, о чём я говорю> (…)’ — по (Кукушкина и др. 2011 с 124) высказывание-призыв (в ситуации митинга).

Поскольку рассматриваемая в экспертизе ситуация речевого общения относится к типу б) — пропагандистский текст, смысл высказывания “для смены власти в России нужно использовать и другие методы мирного сопротивления” следует трактовать как убеждение, а не как высказывание-призыв.

Утверждение эксперта, что Жуков Е.С. призывает использовать перечень методов ненасильственной борьбы, напрямую противоречит тексту обращения. Приводя текстовый материал из обращений 2–4 эксперт игнорирует значимые и эксплицитно выраженные высказывания автора обращений Жукова Е.С. о том, что перечень ненасильственных методов приводится в обращениях для ознакомления и что Жуков Е.С. не считает все приведенные методы эффективными и не призывает использовать эти методы. В частности:

В начале обращений 2 и 3 присутствует эксплицитное объявление о том, что речевой целью автора Жукова Е.С. является не побуждение к действию, а ознакомление аудитории с представленной в обращении информацией. Это высказывание полностью проигнорировано в представленной экспертизе:
“Товарищ майор, это видео носит ознакомительный характер и не преследует цель кого-нибудь к чему-нибудь призывать».

В экспертизу не включены анализ дискурсивных характеристик и исследование конкретных языковых элементов, определяющих речевое целеполагание обращений 2 и 3. Между тем дискурсивные характеристики и аудиовизуальная композиция текста Жукова в обращениях 2 и 3 полностью соответствуют формату информирования: из списка на экране автор выделяет определённые фрагменты, снабжает их комментариями и видео-иллюстрациями, выражает к ним отношение. Жуков Е.С. использует такие слова и выражения как “обсудим”, “вспоминается”, “нельзя не вспомнить”, “представьте себе” и другие подобные.

В обращении 4 имеется эксплицитная отсылка к обращению 3, в которой автор Жуков Е.С. предлагает аудитории ознакомиться с методами ненасильственной борьбы:

9:09 Наиболее действенные способ ненасильственной борьбы я опишу в следующем ролике. А пока ты можешь посмотреть это видео, в котором представлены все, не только самые эффективные, но и все методы ненасильственной борьбы (даётся ссылка на обращение №3).

Эксперт игнорирует и не подвергает анализу логическую структуру композиции единого объекта Обращения, состоящего из обращений 2–4, которую эксплицитным образом выстраивает автор. Выделяемый единый объект Обращение является сложным текстовым объектом, состоящим из трёх отдельных текстов, каждый из которых имеет ясное начало, конец и собственную повествовательную структуру. Экспертная оценка его совокупного содержания и речевого целеполагания должна включать выявление и анализ структуры содержательных связей между элементами объекта, т. е. между отдельными текстами видеозаписей. Логическая структура единого объекта Обращение, состоящего из обращений 2–4, выглядит следующим образом:

ОБРАЩЕНИЕ 2. МИРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ВОЗМОЖНА

Целеполагание: Информирование
0:00 Товарищ майор, это видео носит ознакомительный характер и не преследует цель кого-нибудь к чему-нибудь призывать
Тема: Ненасильственные методы борьбы эффективней насильственных
1:20 “Мир как средство уже есть цель” – видеоряд с Махатмой Ганди и Мартином Лютером Кингом,
1:25 “Насилие рождает насилие. Насилие не способно стать средством достижения мира, потому что даёт вашим врагам легитимное право отвечать вам тем же”
1:59 Ненасилие годится для всех. Ненасилие просто эффективнее
2:58 Основная характеристика подобного рода действий заключается в том, что они не включают насилие и не ставят своей целью физически ликвидировать противника
(и далее множество цитат из обращения)
Связь с другими обращениями: Декларация о начале серии видеозаписей, объединённых общей тематикой.
2:08 Всем привет, это Жуков, и этим роликом я открываю серию видео, посвящённую ненасильственному сопротивлению

ОБРАЩЕНИЕ 3. (МИТИНГИ? ЧТО ДАЛЬШЕ?)

Целеполагание: Информирование
0:00 Товарищ майор, это видео носит ознакомительный характер и не преследует цель кого-нибудь к чему-нибудь призывать
2:26 Давайте поговорим про конкретику. Сегодня мы обсудим все виды ненасильственной борьбы.
Тема: Обсуждение списка 198 методов ненасильственного протеста из книги Джима Шарпа “От диктатуры к демократии”
2:29 В 1993 году политолог Джим Шарп написал чудесную работу “От диктатуры к демократии”. Шарп, кстати, основатель института имени Альберта Эйнштейна, занимающегося ненасильственным сопротивлением.
3:15 В этой работе, которую мы в одном из следующих видео обязательно разберём, Шарп, помимо всего прочего, приводит список из 198 видов ненасильственного сопротивления.
3:32 Эти 198 видов мы с вами и обсудим
Связь с другими обращениями: Обращение 3 – вторая часть серии видеозаписей общей тематики, гиперссылка на обращение 2
1:33 Всем привет, с вами Жуков, и это вторая часть в серии роликов про гражданское неповиновение. Если ты не смотрел первую, то где-то вокруг меня должна появиться ссылка на неё (появляется гиперссылка на обращение 2), а если смотрел, то мы начинаем.

ОБРАЩЕНИЕ 4 (БОЙКОТ ВЫБОРОВ – ЭТО ЛИШЬ НАЧАЛО)

Целеполагание: Информирование, выражение собственной позиции, убеждение
0:05 Всем привет, это Жуков и сегодня нам с вами предстоит весьма сложный по структуре разговор. Изначально вам может показаться, что вещи, о которых я буду говорить, не совсем связаны между собой. Однако итоговый вывод покажет весьма очевидную связь.
Тема: Текущие виды мирного протеста неэффективны, автор полагает, что следует использовать разные методы мирного сопротивления.
8:32 Единственный способ поменять власть в России – это мирное ненасильственное гражданское сопротивление. Какой из этого всего вывод? А вывод очень простой: кроме бойкота выборов, сложно организуемого и митингов, никому уже не нужных, для смены власти в России нужно использовать и другие методы мирного сопротивления.
Связь с другими обращениями:
Обращения 2 и 3 – части аргументации автора, которые подводят к финальному выводу.
4:03 И наконец, в-третьих, я не устану это говорить, власть в России можно сменить только мирным путём. Я уже снял два ролика на этот счёт (появляется гиперссылка на Обращение 2), но я не устану это повторять (появляется гиперссылка на обращение 3), пока это не станет мейнстримным мнением.
Конкретные действия, к которым призывает автор будут раскрыты в следующей видеозаписи (видеозапись «ЧТО ДЕЛАТЬ 28 ЯНВАРЯ» от 07.01.2018 не вошла в список представленных на экспертизу)
9:09 Наиболее действенные способы ненасильственной борьбы я опишу в следующем ролике.
Материалы, которые будут представлены в следующей видеозаписи («ЧТО ДЕЛАТЬ 28 ЯНВАРЯ» от 07.01.2018, видеозапись не вошла в список представленных на экспертизу) следует воспринимать в общем контексте информации, представленной в обращении 3.
9:16 А пока ты можешь посмотреть это видео, в котором представлены все, не только самые эффективные, но и все методы ненасильственной борьбы (гиперссылка на обращение 3).

Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что в обращениях 2, 3, 4 не содержится призывов, речевое целеполагание фрагментов единого объекта обращений, рассмотренных в экспертизе, относится к типу информирования, с конкретными целями ознакомления с информацией в обращениях 2 и 3 и ознакомления с мнением автора и убеждением в обращении 4.

Видеозапись “ЧТО ДЕЛАТЬ 28 ЯНВАРЯ” от 07.01.2018 не была представлена эксперту в материалах для лингвистической экспертизы. Однако исследование этой видеозаписи в рамках рецензии показывает, что это видеозапись также может быть включена в единый объект Обращение, поскольку она связана с обращениями 2–4 тематически и с помощью текстовых отсылок (анонс видеозаписи от 07.01.2018 дан в обращении 4). Включение видеозаписи “ЧТО ДЕЛАТЬ 28 ЯНВАРЯ” (обращение 4.1) в качестве финального компонента единого объекта серии обращений раскрывает внутреннюю структуру логической мотивация единого объекта Обращение:

Обращение 2: информирование аудитории о теории мирного протеста —> Обращение 3: информирование аудитории о видах мирного протеста —> Обращение 4: оценка текущего положения вещей, выражение мнения о необходимости расширения акций мирного протеста —> Обращение 4.1: призыв к конкретной акции мирного протеста

4:02 Поэтому я призываю вас, если вы решили пойти на акцию 28 января, потратьте немного времени и купите цветы для полицейских, а фотографии с цветами или свои мысли об этой акции выкладывайте в соцсетях, под хештегом #ЦветыДляПолиции

Проводя лингвистическую экспертизу списка методов мирного сопротивления, эксперт нарушает пределы своей компетенции, давая правовую квалификацию анализируемому языковому материалу. Кроме этого, эксперт вместо лингвистического анализа даёт оценочную характеристику анализируемому тексту и автору текста, домысливает мотивы автора, использует ненаучную лексику детективного романа, такую как “прикрытие”, недопустимую для позиции лингвистической квалификации.

Выборочно приводя список методов мирного сопротивления (отказ от уплаты налогов, изготовление фальшивых документов, препятствие работе учреждений, мятеж, изготовление фальшивых денег) эксперт выходит за пределы лингвистической компетенции, заключая, что “указанные действия имеют признаки преступлений”. Такой вывод не имеет отношения к лингвистической экспертизе.

Выборочно приводя список методов мирного сопротивления из видеозаписи Жукова Е.С. эксперт дополняет элемент списка собственным текстом, не отделяя кавычками цитируемый текст от не принадлежащего Жукову Е.С. текста эксперта, и тем самым фактически вводит в заблуждение читающего экспертизу. Текст эксперта дословно совпадает с одним из определений экстремизма статьи 1 федерального закона №114 “О противодействии экстремистской деятельности”.

Жуков Е.С.
15:18 144. Препятствие работе учреждений
Экспертное заключение
Рассмотрим отдельные позиции этого перечня:
90. Отказ от уплаты налогов
140. … изготовление фальшивых документов
144 Препятствие работе учреждений (частным случаем является воспрепятствование работе избирательных комиссий)
Ср. с цитатой из статьи 1 федерального закона №114: “экстремистская деятельность (экстремизм): (…) воспрепятствование законной деятельности государственных органов, органов местного самоуправления, избирательных комиссий, общественных и религиозных объединений или иных организаций, соединенное с насилием либо угрозой его применения;”

Отдельно необходимо сделать замечание о значении лексемы МЯТЕЖ, фигурирующей в приводимой выдержке списка мирных методов сопротивления из обращения 3. В обращении 3 автор приводит перевод списка «198 methods of nonvoilent actions» (198 методов ненасильственных акций) с сайта. Скриншот сайта демонстрируется на временной точке 2:21 видеозаписи. В исходном английском списке, перевод которого дан в обращении 3, под номером 148 употреблена лексема MUTINY. В толковом Оксфордском словаре английского языка лексема mutiny имеет несколько значений: 1) discord, strife, dispute, quarrel (разногласие, раздор, спор, ссора) 2) open revolt against constituted authority (открытый протест, бунт против установленной власти) 3) disregard for discipline, rebellious conduct (нарушение дисциплины, протестное поведение). В англо-русском словаре mutiny переводится как «мятеж, бунт». Лексема БУНТ в русском языке по словарю Ефремовой имеет среди значений следующее: “любое проявление неповиновения, непокорности, несогласия”. В Национальном корпусе русского языка можно обнаружить примеры употребления лексемы БУНТ именно в этом значении.

«Юрий Гандельсман, игравший в альтовой группе, которого Володя очень поддерживал, устроил ему квартиру, много помогал профессионально, незадолго до отъезда в Испанию взбунтовался и заявил, что уходит. На здоровье. Но, уходя, он пытался поднять бунт в оркестре, и все потом выражали сочувствие Володе, однако никто не сказал Гандельсману, что тот плюёт в колодец, из которого столько лет пил.» [Сати Спивакова. Не всё (2002)]

В приводимом контексте списка методов мирного сопротивления, лексему MUTINY следует понимать в значении disregard for discipline (нарушение дисциплины, неповиновение), более точным переводом этой лексемы на русский язык является лексема БУНТ (а не МЯТЕЖ), у которой имеется очень близкое значение к значению оригинала. Это подтверждают и данные Англо-русского подкорпуса Русского Национального корпуса: в большей части случаев слово MUTINY переводится как БУНТ, причём часто в оригинале и переводе это слово используется переносно, в значении неповиновения. Значение неповиновения даётся в качестве единственного значения слова MUTINY в ориентированном на современное употребление словаре МакМиллан: «a refusal by a group to accept someone’s authority, especially a group of soldiers or sailors», т. е., «отказ группы принять чью-либо власть, особенно группы солдат или моряков».

Характеризуя один из пунктов приводимого списка методов мирного сопротивления –пункт 158 – Самосожжение, эксперт не приводит лингвистического толкования этого понятия, но даёт собственную субъективную оценку действия, обозначаемого этой лексемой, не имеющую отношения к целям и задачам экспертизы. «Такая героизация насильственного и одного из самых варварских способов ухода из жизни…»

Эксперт домысливает мотивы автора, не выраженные в тексте обращения, фактически анализируя не языковой материал, но некие воображаемые мысли автора. Кроме того, эксперт в своих выводах оперирует неопределённым понятием прикрытие, которое не только не является термином лингвистического анализа, но находится за пределами научного и экспертного языка и стиля:

… позволяют предположить, что декларация необходимости использования только ненасильственных методов в борьбе за смену власти в России в Обращении используется для прикрытия соответствующей агитационной работы Жукова Е.С…”

Резюме

• Выводы эксперта не обоснованы, лингвистической аргументации в пользу выводов не представлено.
• Эксперт не проводит лексико-семантического анализа рассматриваемых лексем в обращении 1, их значения толкуются голословно. Нет ссылок на словари, не рассмотрены и не проанализированы значения слов, нет примеров употребления слов из лингвистических корпусов.
• Эксперт делает выводы о значении слова ПРОТЕСТ, не соотнесённые со словарным значением этого слова.
• Эксперт не проводит отдельного анализа речевого целеполагания обращения 4, речевой акт побуждения (призыва) определяется без достаточных на то оснований.
• Эксперт игнорирует прямые декларации автора о целеполагании его высказываний в обращении 2 и 3, а именно о том, что целью является информирование, а не призыв.
• Эксперт игнорирует многочисленные указания автора на то, что обсуждаемые им методы протеста в обращениях 2, 3, 4 являются ненасильственными.
• Эксперт не проводит дискурсивного анализа связей между обращениями 2, 3, 4 внутри сложного единого объекта Обращение.
• Эксперт нарушает пределы лингвистической компетенции и даёт правовую квалификацию языковым выражениям из обращения 3.
• Эксперт вводит в заблуждение читающего экспертизу, не отделяя собственный текст от текста из видеозаписи Жукова Е.С. с помощью специальных знаков препинания.
• Эксперт даёт субъективную оценку действию, которое обозначается лексемой САМОСОЖЖЕНИЕ.
• Эксперт занимается конструированием мыслей Жукова Е.С. вместо лингвистического анализа использованных Жуковым Е.С. языковых выражений при трактовке высказываний в обращении 3.
• Эксперт опирается на ненаучный термин “прикрытие”, не допустимый в квалифицированном экспертном заключении, при трактовке целеполагания автора в рамках единого объекта Обращение.

Бонч-Осмоловская А.А. Левинзон А.И. Апресян В.Ю. Добрушина Н.Р.
11.09.2019 г.

Литература

Баранов А.Н., Лингвистическая экспертиза текста: теория и практика – М.: ФЛИНТА, 2007;
Кукушкина О.В., Сафонова Ю.А., Секераж Т.Н. Теоретические и методические основы судебной психолого-лингвистической эксперизы текстов по делам, связанным с противодействием экстремизму –М., 2011;
Павлова Н.Д., Гребенщикова Т.А. Интент-анализ: основания, процедура, опыт использования. –М.: Институт психологии РАН, 2017;
Падучева Е.В. Модальность. Материалы для проекта корпусного описания русской грамматики (http://rusgram.ru). На правах рукописи. –М., 2011;
Попова О.В. Политический анализ и и прогнозирование. Рекомендованный учебник по политологии для ВУЗов УМО – М.: Аспект-Пресса, 2011;
Grice H. P. Logic and Conversation // Syntax and Semantics. N. Y.: Academic Press, 1975. Vol. 3: Speech Acts / Eds. P. Cole, J. L. Morgan. P. 41–58.

Источники
Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. – М., 1997;
Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-образовательный. – М.: Рус. яз., 2000;
Oxford English Dictionary, second edition, edited by John Simpson and Edmund Weiner, Clarendon Press, 1989;
MacMillan Dictionary;
Национальный корпус русского языка Ruscorpora.

К вопросу о формах протеста. Лингвистическая экспертиза по делу Егора Жукова

Лингвистическая экспертиза, лингвистической экспертизы, проведение экспертиз, кибербуллинг, Лаборатория лингвистических и фоноскопических экспертиз LITERA.EXPERT. Эксперт-лингвист Александра Манькова, litera.expert, лингвистическая экспертиза, Калининград, Сахалин, пропаганды наркотиков,

Лингвистическая экспертиза, которая легла в основу обвинения студента Егора Жукова опубликована в «Новой газете». Приводим фрагменты текста заключения.

Федеральная служба безопасности, Центр специальной техники, Институт криминалистики
Заключение эксперта № 3/458

Составлено «01» сентября 2019 г., г. Москва

Мы, сотрудники Института криминалистики Центра специальной техники ФСБ России Коршиков Александр Петрович и Осокина Анна Михайловна, в связи с поручением произвести экспертизу по материалам уголовного дела № 11902450046000029 руководителем экспертного учреждения 29 августа 2019 года предупреждены по ст. 307 УК РФ об ответственности за дачу заведомо ложного заключения. В соответствии со ст. 199 УПК РФ права и ответственность эксперта, предусмотренные ст. 57 УПК РФ, нам разъяснены.
Эксперты: А.П. Коршиков, А.М. Осокина

Эксперты Института криминалистики Центра специальной техники ФСБ России Коршиков Александр Петрович (образование высшее, кандидат физико-математических наук, экспертная специальность – лингвистические исследования, занимаемая должность – ведущий эксперт, стаж экспертной работы – более 25 лет), Осокина Анна Михайловна (образование – высшее, экспертная специальность – комплексный анализ устной речи, занимаемая должность – ведущий эксперт, стаж экспертной работы 16 лет) на основании постановления от 22 августа 2019 года старшего следователя по особо важным делам при Председателе Следственного комитета Российской Федерации генерал-майора юстиции Габдулина Р.Р. произвели в период с 16.00 29 августа по 18.00 1 сентября 2019 года в служебном помещении Института криминалистики Центра специальной техники ФСБ России комплексную судебную экспертизу по материалам уголовного дела № 11902450046000029.
<…>

ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ

(ПРОВЁЛ ЭКСПЕРТ А.П. КОРШИКОВ)

1. Объектами исследования являются видеозаписи обращений Жукова Е.С. к аудитории в рамках ведения им одного публичного канала вебсайта на видеохостинге «Youtube», так что любой пользователь имел возможность ознакомиться со всеми обращениями Жукова Е.С. <…>
В результате лингвистического анализа было установлено, что темы исследуемых обращений Жукова Е.С. образуют единую смысловую область, связанную с обсуждением идеи неприятия действующей власти как источника бед населения, необходимости борьбы с ней и форм этой борьбы; <…>
<…> В обращениях Жукова Е.С. отчётливо прослеживается мотив политической ненависти или вражды к действующей власти (в лингвистической экспертизе под мотивом политической ненависти или вражды понимается выраженное в текстах нетерпимое отношение к определённой группе лиц вследствие несогласия с её политическими взглядами, деятельностью). Он реализуется в многочисленных высказываниях, содержащих, среди прочего:
– приписывание враждебных действий действующей власти в отношении каких-либо групп лиц;
– создание отрицательного образа действующей власти (что выражается, например, наличием её обобщённых характеристик как врага, источника зла, вреда);
– объяснение проблем, бедствий, неблагополучия какой-либо группы лиц её целенаправленной деятельностью;
– выражение желания совершить действия по нанесению вреда действующей власти;
– оскорбления представителей действующей власти. <…>
В обращениях Жукова Е.С. содержатся призывы к борьбе с действующей властью в России.

В рамках проведения лингвистического исследования под призывом понимается публичный речевой акт, обращённый к адресату с целью побудить его выполнить некоторое действие или совокупность действий, осмысляемых как важная часть общественно значимой деятельности. Основополагающим признаком призыва является наличие в тексте побуждения, выраженного в явной либо косвенной форме языковыми средствами.

Если дополнительно выполнены следующие условия: адресат в состоянии совершить действие, о котором идёт речь, не выполнено, и желаемое положение дел отсутствует: ни адресант, ни адресат не считают очевидным, что адресат совершит действие без соответствующего речевого акта адресанта, то такой призыв относят к классическим призывам (понятие призыва сужено на область речевых актов, затрагивающих общественно значимые вопросы).

Приведём соответствующие примеры призывов или их фрагментов:
«Никогда он (Навальный – прим. эксперта) выборы президента не выиграет, даже если наберёт большинство, не важно. Система ему банально не позволит. И вот тут мы сталкиваемся с той вещью, которую я проповедую с первого дня создания этого канала. Нужно быть идиотом, чтобы верить в возможность победы над системой по её же правилам. С системой нужно жёстко и планомерно бороться и не тратить своё время на глупейшие по своей сути вещи типа встречи с избирателями в регионах. Да, конечно, поездки по регионам – это то, что должен предпринимать любой нормальный кандидат в любой нормальной стране. Но мы-то с вами в какой стране живём? Тут всё будет меняться по совершенно другим правилам. Тут нужно хвататься за любые формы протеста, консолидировать людей по негативной повестке, а не за какую-то личность, потому что болезнью вождизма наша страна уже не раз болела» (обращение 1);

«Основная сила не в лидерах, а в нас, в людях, в идее, в неистребимом желании сделать эту страну лучше и отнять у кремлевских мразей право распоряжаться судьбами людей, поэтому делайте всё, на что способны и не ждите чьей-то указки. Россия станет свободной только тогда, когда ты перестанешь жрать пельмени, дрочить и сидеть дома. Только так и не иначе» (обращение 1);

«единственный способ поменять власть в России это мирное, ненасильственное, гражданское сопротивление. Какой из этого всего вывод? Кроме бойкота выборов, сложно организуемого, и митингов, никому уже не нужных, для смены власти в России нужно использовать и другие мирные методы сопротивления. Если всё остановится на митингах и бойкоте, Путин спокойно будет править ближайшие шесть лет, и ничего вы с этим не сделаете. Надеюсь, к этому моменту у вас уже не осталось сомнений в том, что российский протест нуждается не только в просто мирных, но и разных видах этой самой мирной борьбы. А что же, собственно, нужно делать? О каких видах мирного сопротивления я говорю? Наиболее действенные способы ненасильственной борьбы я опишу в следующем ролике. А пока ты можешь посмотреть вот это видео… в котором представлены все, не только наиболее эффективные, а все существующие виды ненасильственной борьбы» (обращение 4);

«У стариков режим украл пенсии и здравоохранение, у людей среднего возраста режим украл свободу предпринимательства и накопления через постоянно повышающиеся налоги и цены, и лишь у молодых пока остаются в том или ином виде нетронутыми те вещи, которые составляют нашу жизнь. Однако уже заметно, как власть пытается кошмарить и нас. Именно поэтому мы должны бороться, потому что нам есть что терять» (обращение 5);

«Нужно бороться. Если потеряем свободу коммуникации, свободу самовыражения и будущее без войны, то он нас не останется ничего. Если потеряем это, потеряем и всё остальное: образование, возможность путешествовать, свободу вероисповедания. На нас последняя надежда, ибо мы держим в руках последние ростки свободы, которые режим так мечтает срезать» (обращение 5);

«В любом случае, останавливаться уже нельзя, ставки стали слишком высокими, и этот протест уже точно перестал быть исключительно про выборы в МГД, теперь – это протест федерального значения, теперь проиграть – значит сдаться силовикам, именно поэтому бояться уже бессмысленно» (обращение 9).

Все приведённые выше призывы относятся к призывам-воззваниям.
Призыв-воззвание – это сложный речевой акт в рамках общественно-политической коммуникации, представляющий собой связный текст, составленный с учётом определённых правил и содержащий структурно более простые побуждения и предназначенный для деперсонифицированного адресата – общества, социальной группы или значимого политического субъекта; этот речевой акт имеет целью побудить адресата выполнить действие, рассматриваемое, как важная часть общественно полезной деятельности, способствующей достижению некоторых идеалов, или побудить адресата учитывать в своём повседневном поведении эти идеалы.

Адресатом призывов является деперсонифицированный адресат – широкий круг лиц, ознакомившийся с обращениями Жукова Е.С. на его канале веб-сайта (в некоторых случаях Жуков Е.С. обозначает адресата как широкую группу лиц – так называемые оппозиционеры, нормальные оппозиционеры, школьники, студенты).

Автор описывает катастрофическое положение населения в России, как следствие целенаправленной политики действующей власти (подробно об этом – в п. 2 настоящего заключения).

Основным идеалом, которого следует достичь, является «смена власти в России» для того, чтобы «Россия стала свободной». Автор имеет коммуникативную цель побудить адресата выполнить действие, рассматриваемое, как важная часть общественно полезной деятельности, способствующей достижению основного идеала, которое представляет собой борьбу с властью, сопротивление власти.

Побудительность выражена прямо – глаголами в форме второго лица множественного числа повелительного наклонения: «делайте», «не ждите»; косвенно – словами с семантикой долженствования в сочетании с инфинитивами («нужно… бороться и не тратить», «нужно хвататься…, консолидировать», «нужно использовать», «должны бороться», «Нужно бороться»), предикативом «нельзя», выражающим запрет, в сочетании с инфинитивом («останавливаться уже нельзя»). Соответствующие побудительные конструкции выделены выше по тексту жирным шрифтом.

4. В обращениях Жукова Е.С. 5–9 с позиции лингвистической квалификации не имеется призывов к осуществлению незаконной деятельности.

4.1 Рассмотрим теперь обращение 1.
В обращении «МИТИНГ 7 ОКТЯБРЯ ИЛИ КАК СЛИВАЮТ ПРОТЕСТ-GwcWfXHRjq4» имеется следующий фрагмент:

«Никогда он выборы президента не выиграет, даже если наберёт большинство, не важно. Система ему банально не позволит. И вот тут мы сталкиваемся с той вещью, которую я проповедую с первого дня создания этого канала. Нужно быть идиотом, чтобы верить в возможность победы над системой по её же правилам. С системой нужно жёстко и планомерно бороться и не тратить своё время на глупейшие по своей сути вещи типа встречи с избирателями в регионах. Да, конечно, поездки по регионам – это то, что должен предпринимать любой нормальный кандидат в любой нормальной стране. Но мы-то с вами в какой стране живём? Тут всё будет меняться по совершенно другим правилам. Тут нужно хвататься за любые формы протеста (выделено экспертом), консолидировать людей по негативной повестке, а не за какую-то личность, потому что болезнью вождизма наша страна уже не раз болела».

Как было показано выше, в данном фрагменте содержится призыв к борьбе с действующей властью в России. Характер предлагаемых действий выражен побудительными конструкциями «С системой нужно жёстко и планомерно бороться… Тут нужно хвататься за любые формы протеста…». В этом контексте «хвататься за что-либо» имеет значение «поспешно, не разбирая приниматься за что-либо».

Формы протеста разделяются на насильственные и ненасильственные. К крайним насильственным формам протеста относятся насильственный захват власти, вооруженный мятеж.

Формально призыв «приниматься за любые формы протеста» включает в себя и крайние насильственные формы протеста, как одни из возможных форм протеста. В пользу допустимости такой трактовки свидетельствует и высказывание Жукова Е.С. чуть выше по тексту о необходимости использования жёстких форм борьбы: «С системой нужно жёстко… бороться…». Также ниже по тексту в этом же обращении содержится ещё один призыв к борьбе с властью:

«Основная сила не в лидерах, а в нас, в людях, в идее, в неистребимом желании сделать эту страну лучше и отнять у кремлевских мразей право распоряжаться судьбами людей, поэтому делайте всё, на что способны и не ждите чьей-то указки. Россия станет свободной только тогда, когда ты перестанешь жрать пельмени, дрочить и сидеть дома. Только так, только так и не иначе. Это был Жуков, и я очень прошу вас распространить этот мой крик души. Я не знаю конкретного адресата, но мне кажется очень важным, чтобы это видео посмотрело как можно больше людей».

Этот призыв также не содержит каких-либо ограничений на методы действий («делайте всё, на что способны»), кроме как указание на пределы возможности конкретных исполнителей действий.

Семантика лексемы «отнять» в своем основном значении также имеет коннотацию «насильственное действие». Каких-либо указаний на использование именно ненасильственных форм борьбы в тексте рассматриваемого обращения не имеется.

Таким образом, в тексте обращения I содержатся призывы к борьбе с властью в России с произвольным выбором формы протеста, что включает в себя и действия насильственного характера, в частности, насильственный захват власти, вооруженный мятеж.

Как было показано выше, основной мотив действий, к которым побуждает автор, это мотив политической ненависти или вражды к действующей власти в России. Таким образом, в обращении Жукова Е.С. в видеозаписи «МИТИНГ 7 ОКТЯБРЯ, ИЛИ КАК СЛИВАЮТ FIPOTECT-GwcWfXHRjq4» с позиции лингвистической квалификации содержится призыв к борьбе с властью в России с произвольным выбором форм протеста, что включает в себя и действия насильственного характера, в частности, насильственный захват власти, вооруженный мятеж.

4.2. Как было указано выше, обращения 2, 3 и 4 корректно рассматривать как единый объект (далее — Обращение). Обращение посвящено исследованию такой формы активного политического протеста как ненасильственное сопротивление или гражданское неповиновение). Помимо экскурсов в теорию, в Обращении содержится призыв использовать различные мирные методы сопротивления (см. п. 3 настоящего заключения), используя для этого, в частности, перечень методов «ненасильственной борьбы».

Рассмотрим отдельные позиции этого перечня:
90. Отказ от уплаты налогов.
140…. изготовление фальшивых документов.
144. Препятствия работе учреждений (частным случаем является воспрепятствование работе избирательных комиссий).
148. Мятеж.
185»…. изготовление фальшивых денег.

Указанные действия имеют признаки преступлений. Основной мотив действий, к которым побуждает автор, это мотив политической ненависти или вражды к действующей власти в России.

В обращениях Жукова Е.С. в видеозаписях «МИРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ВОЗМОЖНА (Доказательства)-1еишК0г141Е», «МИТИНГИ ЧТО ДАЛЫПЕ – IVfIlMQUq3U» и «БОЙКОТ ВЫБОРОВ – ЭТО ЛИШЬ НАЧАЛО – QJvzX8DgK60» (рассматриваемых как единый объект) с позиции лингвистической квалификации содержатся призывы к следующим действиям, совершаемым по мотивам политической ненависти или вражды: отказ от уплаты налогов, изготовление фальшивых документов, препятствия работе учреждений (частным случаем является воспрепятствование работе избирательных комиссий), мятеж, изготовление фальшивых денег.

Отдельно отметим такой пункт перечня, как п. 158. Самосожжение…
Жуков Е.С. выделяет самосожжение среди других форм протеста: «максимальное пожертвование движению. И это, конечно, будет вспоминаться веками. И если движение придет к власти, эти люди, конечно, будут признаны героями». Такая героизация насильственного и одного из самых варварских способов ухода из жизни, призыв к самоубийству позволяют предположить, что декларация необходимости использования только ненасильственных методов в борьбе за смену власти в России в Обращении используется для прикрытия соответствующей агитационной работы Жукова Е.С. на видеохостинге YouTube.

Использованная литература

1. Методические рекомендации по анализу коммуникативных интенций в рамках лингвистических и психолого-лингвистических исследований. М.: Институт криминалистики ЦСТ ФСБ России, 2014.
2. Методические рекомендации ПО классификации высказываний с точки зрения Объективной (иллокутивной) модальности в текстах на русском языке. М.: Институт криминалистики ЦСТ ФСБ России, 2011.
3. Баранов А.Н. Лингвистическая экспертиза текста. М.: Наука, 2007.
4. Лингвистическое исследование текстов для выявления в них призывов к осуществлению экстремистской деятельности. Методические рекомендации по интерпретации смысла призывов (типовая методика). М.: Институт криминалистики ЦСТ ФСБ России, 2008.
5. Методические рекомендации по классификации и анализу побудительных высказываний в текстах на русском языке. М.: Институт криминалистики ЦСТ ФСБ России, 2009.
6. Методические рекомендации по анализу высказываний, содержащих оценочный компонент (применительно к исследованию текстов экстремистской направленности на русском языке). М.: Институт криминалистики ЦСТ ФСБ России, 2010.
7. Методические рекомендации по выявлению в текстах призывов к осуществлению экстремистской деятельности, высказываний, содержащих негативные установки, отрицательные эмоциональные оценки, оскорбительные и унизительные характеристики, высказываний, направленных на обоснование и оправдание экстремистской деятельности. М.: Институт криминалистики ЦСТ ФСБ России, 2012.
8. Методические рекомендации по анализу текста как целостной структуры. М.: Институт криминалистики ЦСТ ФСБ России, 2012.
9. Методические рекомендации по анализу высказываний, направленных на возбуждение ненависти либо вражды. М.: Институт криминалистики ЦСТ ФСБ России, 2013.
10. Методические рекомендации по выявлению косвенных призывов экстремистской направленности в рамках лингвистических исследований. М.: Институт криминалистики ЦСТ ФСБ России, 2013.

Словари и справочники

1. Большой толковый словарь русского языка под ред. С.А. Кузнецова. Спб: Норинт, 2000.
2. Ефремова Т.Ф. Современный толковый словарь русского языка. М.: Астрель-Аст, 2006.
3. Кузнецов С.А. Большой толковый словарь русского языка. СПб.: Норинт, 2010.
4. Культура русской речи. Энциклопедический словарь-справочник / Под ред. Л.Ю. Иванова, А.П. Сковородникова, Е.Н. Ширяева. М.: Флинта: Наука, 2007.
5. Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева – 2-е изд., дополненное. М.: Большая Российская энциклопедия, 2002.
6. Русская грамматика. Т. 1, 2. М., 1980.
7. Энциклопедический словарь-справочник лингвистических терминов и понятий. Русский язык: В 2 т. / А.Н. Тихонов, Р.И. Хашимов, Г.С. Журавлева и др./ Под общ. ред. А.Н. Тихонова, Р.И. Xашимова. М.: Флинта; Наука, 2008.

Бестолковое толкование. Отзыв учёных-лингвистов на экспертизу по делу Егора Жукова

война, вооружённых сил, фейк-ньюс, чайлдфри, невиновность, оскорбление граждан, адвокат, Интервью со Светланой Прокопьевой, протест Егора Жукова, отзыв учёных-лингвистов, эксперт фсб, рецензия, ГЛЭДИС, личный бренд, соцсети,

Отзыв учёных-лингвистов опубликован на страницах Новой газеты. В нём содержится анализ экспертизы по видеообращениям студента Высшей школы экономики Егора Жукова. Приводим её текст.

В последнее время в деятельности российских судов и правоохранительных органов наблюдается заметное повышение роли лингвистических экспертиз. Можно было бы только приветствовать такое стремление отечественной фемиды к совершенствованию судебно-экспертной практики, если бы этот процесс был обеспечен экспертными силами надлежащего уровня и компетенции и механизмами контроля со стороны всего научного сообщества.
Закреплённые недавно законодательно за Российской академией наук функции высшего экспертного учреждения, обеспечивающего деятельность государственных органов и организаций, позволяют, как кажется, осуществлять научный контроль над лингвистической экспертной деятельностью. На практике, однако, это не происходит.

Обычным делом стало использование в следственной и судебной практике неквалифицированных и недобросовестных лингвистических экспертиз, авторы которых, не располагая специальными знаниями и не владея методикой и процедурами экспертного анализа, считают для себя позволительным выносить суждения по вопросам, от которых зависят человеческие судьбы.

Объектом нашего внимания стало Лингвистическое исследование видеообращений студента Егора Жукова, подготовленное на основе материала видеозаписей Е.Жукова <…>. Перед экспертом ставился вопрос: имеются ли с позиции лингвистической квалификации в перечисленных выше видеозаписях призывы к осуществлению незаконной деятельности? <…>
Эксперт рассматривает обращение Егора Жукова «МИТИНГ 7 ОКТЯБРЯ ИЛИ КАК СЛИВАЮТ ПРОТЕСТ», усматривая призывы в следующих фразах:

«Нужно хвататься за любые формы протеста.
Делайте всё, на что способны.
С системой нужно жестко и планомерно бороться».

Действительно, фразы имеют побудительную или частично побудительную семантику (по поводу слова нужно можно было бы сделать некоторые оговорки, но для нас в данном случае это даже не так важно). Не обращаясь к авторитетным словарям, эксперт выступает с собственной интерпретацией используемого Егором Жуковым понятия протеста: Формы протеста разделяются на насильственные и ненасильственные. К крайним насильственным формам протеста относятся насильственный захват власти, вооружённый мятеж.

Это произвольная интерпретация эксперта, которая решительно расходится с лингвистическими данными. Обратимся к словарному толкованию слова протест (финансовое и морское значения оставим в стороне):

БОЛЬШОЙ ТОЛКОВЫЙ СЛОВАРЬ РУССКОГО ЯЗЫКА ПОД РЕД. С. А. КУЗНЕЦОВА
«ПРОТЕСТ, -а; м. [от лат. protestari — заявлять публично]. Официальное заявление о несогласии с чем-л. (обычно с каким-л. решением, постановлением). Протест против зажима критики. Протест прокурора. Заявить протест. Принести протест. Выразить протест. Выступить с протестом. Демонстрация протеста. // Решительное возражение против чего-л., проявление недовольства или нежелания сделать что-л. Молчаливый протест. друзей. Не обращать внимания на горячие протесты собравшихся».

Как мы видим, протест – это семиотический акт, выражение несогласия или недовольства, решительное возражение. Но выражение недовольства и вооружённый мятеж или насильственный захват власти – это абсолютно разные вещи. Лингвистические данные не дают никаких оснований объявлять подобные действия формами протеста. Насильственные действия в тексте вообще не упоминаются и не обсуждаются. Здесь имеет место типичное «вчитывание» в текст того смысла, которого в нём нет. Это совершенно недопустимо в лингвистическом анализе.

Яркий пример ложного прочтения – то, как эксперт трактует используемые Егором Жуковым слова любой и всё (любые формы протеста; делайте всё, на что вы способны):

«…призыв “приниматься за любые формы протеста” включает в себя и крайние насильственные формы протеста, как одни из возможных форм протеста. В пользу допустимости такой трактовки свидетельствует и высказывание Жукова Е.С. чуть выше по тексту о необходимости использования жёстких форм борьбы: “С системой нужно жёстко … бороться…” Также ниже по тексту в этом же обращении содержится ещё один призыв к борьбе с властью: “Основная сила не в лидерах, а в нас, в людях, в идее, в неистребимом желании сделать эту страну лучше и отнять у кремлевских мразей право распоряжаться судьбами людей, поэтому делайте всё, на что способны и не ждите чьей-то указки. <…> Этот призыв также не содержит каких-либо ограничений на методы действий (“делайте всё, на что способны”) кроме как указание на пределы возможности конкретных исполнителей действий. Каких-либо указаний на использование именно ненасильственных форм борьбы в тексте рассматриваемого обращения не имеется».

С лингвистической точки зрения это рассуждение крайне неубедительно. Хорошо известно, что в естественном языке слова типа всё или любой (кванторные выражения) понимаются по-разному в зависимости от контекста. Всё в естественном языке – это не «всё логически возможное», а «всё в рамках определённого круга представлений». Например, когда человек говорит: «Я сделаю для тебя всё!», мы примерно понимаем, что он имеет в виду, и в нейтральном контексте не трактуем это высказывание в том смысле, что человек готов в том числе взорвать соседний дом, чтобы у объекта любви вид из окна стал лучше. Если сказано: «Я буду рад любому подарку», в норме никто подумает, что человек будет рад, если ему подарят бомбу или дохлую кошку.

Эксперт делает абсолютно произвольный и ничем не обоснованный вывод:
«Таким образом, в обращении Жукова Е.С. в видеозаписи «МИТИНГ 7 ОКТЯБРЯ ИЛИ КАК СЛИВАЮТ ПРОТЕСТ – GwcWfXHRjq4» с позиции лингвистической квалификации содержится призыв к борьбе с властью в России с произвольным выбором форм протеста, что включает в себя и действия насильственного характера, в частности, насильственный захват власти, вооружённый мятеж».

Здесь трудно не вспомнить из Гоголя: «Я открыл, что Китай и Испания совершенно одна и та же земля, и только по невежеству считают их за разные государства. Я советую всем нарочно написать на бумаге Испания, то и выйдет Китай».

На самом деле для понимания того, каким Егор Жуков представляет множество возможных форм протеста и возможных действий, нужно рассмотреть ролик целиком. Основным объектом критики в этом ролике является не действующая власть, а Алексей Навальный и ФБК. Зрители ролика отлично это понимают, что видно по комментариям к нему. Одни пишут: да, ты лучше Навального, нам нужен такой глава оппозиции, а другие – мы все должны быть вместе, несмотря на разногласия.

Ролик начинается с того, что Егор Жуков говорит о снижении протестной активности, о том, что количество людей на митингах уменьшается. Он считает, что протест «сливается обоюдно» – и людьми, которые боятся выходить на митинги, и «так называемыми оппозиционными лидерами».

Анализируя митинг, Жуков говорит: «Единственное, что смогли придумать ребята из штаба Навального – это тупо орать однотипные кричалки около памятника Пушкину <…>. Мне пришлось напомнить, что планировалось шествие <…>. Навальный, выводя людей на улицы, надеется, что они сами что-то придумают… Поэтому получается скучно. <…> В штабе царит неэффективность, не принимают нововведений».

Например, Навальный слишком редко, по мнению Жукова, дает пресс-конференции. Скорость сбора подписей (речь о президентской кампании Навального) катастрофически замедлилась. Вообще Жуков считает, что не надо тратить столько времени и сил на выборную кампанию:

«Навальному не дадут победить на выборах, система не позволит. Поэтому нужно жёстко и планомерно бороться с системой. <…> Тут нужно хвататься за любые формы протеста. Болезнью вождизма наша страна уже не раз болела. <…> Сила настоящего протеста в самоорганизации и смене лидеров;
Основная сила не в лидерах, а в нас, в людях; Делайте все, на что способны, и не ждите чьей-то указки».

Если просмотреть ролик целиком, становится совершенно очевидно, что в нём нет призывов к чему-либо, связанному с насилием. Эксперт не изучил фразы в контексте, а вместо этого стал теоретизировать о том, что любой может подразумевать и «вооружённый».

Жуков завершает ролик словами: «Я не хотел никого обидеть, если высказался жёстко (о Навальном, Ляскине и пр. – прим.)… Хочу, чтобы вы прислушивались к критике в свой адрес и не называли всех своих критиков кремлеботами и провокаторами».

Таким образом, цель здесь – улучшить организацию мирных протестных акций, которыми и занимается ФБК Навального.

<…> Получается, что эксперт, фантазируя по поводу того, как можно понять вырванные из контекста фразы, вообще не соотнёс их с общим смыслом текста. В лингвистическом исследовании такое недопустимо. На самом деле выражения «любые формы протеста» и «всё, на что вы способны» в контексте обращения Жукова никоим образом не подразумевают насильственные действия. Обсуждается лишь необходимость большего разнообразия, креативности и инициативности по сравнению с теми формами мирных протестов, которые практикует штаб Алексея Навального.

Далее эксперт рассматривает ещё три ролика Егора Жукова: «МИРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ВОЗМОЖНА», «МИТИНГИ – ЧТО ДАЛЬШЕ?» и «БОЙКОТ ВЫБОРОВ – ЭТО ЛИШЬ НАЧАЛО» – и утверждает, что в них, «помимо экскурсов в теорию, <…> содержится призыв использовать различные мирные методы сопротивления».

Эксперт прибегает к следующему манипулятивному приёму. Из выступлений Егора Жукова он извлекает ссылки на отдельные пункты перечня методов «ненасильственной борьбы», рассмотренных в книге Джина Шарпа «От диктатуры к демократии», кстати, переведённой на русский язык и неоднократно изданной в России – например, отказ от уплаты налогов, изготовление фальшивых документов, препятствие работе учреждений, изготовление фальшивых денег и др. При этом упоминания об этих методах в ролике Егора Жукова подаются в качестве призывов к совершению соответствующих действий.

Здесь обращает на себя внимание, что, хотя эксперт ссылается на п. 3 своего заключения, в котором дано определение призыва, однако сам как будто забывает, что написано в этом пункте. А в нём призыв правильно характеризуется как директивный речевой акт и описаны его лингвистические признаки – прежде всего побудительный характер. Но дело в том, что в контексте выступлений Егора Жукова упоминания о методах «ненасильственной борьбы» не являются побудительными высказываниями, чего эксперт не может не понимать. Это тем более удивительно, что в первой части исследования эксперт сам же приводит соответствующие цитаты из этих обращений:

«В обращении 3 говорится, что “Сегодня мы обсудим все виды ненасильственной борьбы”. В обращении 4 есть ссылки на обращения 2 и 3. Кроме того, при формулировании основной задачи обращений используется практически идентичная лексическая конструкция: “Власть в России можно сменить только мирным путём. Я уже снял два ролика на этот счёт, но я не устану это повторять, пока это не станет “мейнстримным” мнением… “А пока ты можешь посмотреть вот это видео (здесь демонстрируются заставка видеозаписи, содержащей обращение 3), в котором представлены все, не только наиболее эффективные, а все существующие виды ненасильственной борьбы”».

Мы выделили здесь слово «обсудить». Вряд ли эксперт может не понимать, что обсудить что-либо – совершенно не означает призывать к этому. Однако, анализируя наличие в тексте призывов, эксперт вырывает отдельные пункты списка из контекста, делая вид, что это и есть то, к чему автор обращений призывает, хотя автор всего лишь рассказывает об исследовании и предлагает его обсудить. Это трудно назвать иначе, чем передергиванием.

Очень лукаво выглядит также формулировка эксперта «Помимо экскурсов в теорию…» Но ведь это вовсе не «помимо»: список всех существовавших в истории форм ненасильственной борьбы – это и есть часть экскурса в теорию! О чём же в действительности эти обращения Жукова? Они имеют просветительский характер.

Жуков говорит о ненасилии. Он приводит результаты исследования политолога Эрики Ченовет, которое доказало, что в мире ненасильственная политическая борьба с 1900 года вдвое чаще приводила к успеху, чем насильственная (мы не останавливаемся здесь на том, насколько достоверны эти результаты). Жуков подчёркивает, что насилие претит ему и по этическим соображениям, но вот теперь научно доказано, что ненасилие лучше и в смысле эффективности.

В своих роликах он повторяет это раз за разом и говорит, что будет повторять этот вывод, пока он не станет общим местом. Он просит не писать в комментариях, что революция невозможна без крови и что насилие всё же необходимо, предлагая посмотреть его ролик, где излагаются результаты исследования.

Далее он цитирует список из книги Шарпа. В этом списке есть такие забавные пункты, как отказ от исполнения супружеских обязанностей – здесь автор ссылается на комедию «Лисистрата» древнегреческого драматурга Аристофана, и такие драматические, как самосожжение. Список имеет дескриптивный, а не прескриптивный характер. Он призван обобщить и систематизировать способы, которые люди в разное время и в разных странах использовали для выражения политического протеста. Всего их в списке около двухсот.

Некоторые из пунктов комментируются – например, рассказывается, как по призыву Ганди индийцы перестали покупать соль, чтобы оказать давление на британских колонизаторов, и выпаривали соль дома. Это совершенно не значит, что Жуков призывает всех выпаривать дома соль. Идея Егора Жукова состоит в том, что ненасильственные методы результативнее насильственных, а арсенал их очень велик, причём Жуков подчеркивает, что можно придумать новые, необычные. Говорить, что Егор Жуков, рассказывая о способах ненасильственного сопротивления, призывает реализовать все эти способы, просто абсурдно.

Отдельно эксперт останавливается на таком пункте перечня из книги Шарпа, как п. 158. Самосожжение…, и комментарии Егора Жукова: «Максимальное пожертвование движению. И это, конечно, будут вспоминать веками. И если движение придёт к власти, эти люди, конечно, будут признаны героями».

Эксперт видит здесь призыв к самоубийству, что, разумеется, неверно. Если мы вспоминаем чешского студента Яна Палаха, который совершил акт самосожжения в знак протеста против ввода советских войск в Чехословакию в 1968 году, если мы восхищаемся мужеством Анатолия Марченко, который держал смертельную голодовку с требованием освободить политзаключенных и погиб в 1986 году, это совершенно не означает, что мы призываем всех людей покончить с собой в знак протеста.

Наконец, полностью противоречит содержанию роликов Егора Жукова такой вывод эксперта: «Декларация необходимости использования только ненасильственных методов в борьбе за смену власти в России в обращении используется для прикрытия соответствующей агитационной работы Жукова на видеохостинге «YouTube».

Идея ненасилия – ключевая для Егора Жукова, это сквозной мотив всех его роликов. Это не декорация, не прикрытие, а смысловой стержень его рассуждений. Он последовательно и настойчиво проводит идею большей эффективности ненасильственных методов политической борьбы, приводя примеры и статистические данные. Альтернатива – насильственные методы – в его материалах даже не рассматриваются. Егор Жуков не просто не призывает к насилию. Он идеолог и пропагандист мирного, ненасильственного политического протеста.

Итак, что же делает эксперт? Он вырывает фразы из контекста и приписывает им тот смысл, которого они в контексте совершенно не имеют. Он бездоказательно называет призывами фразы, не имеющие никаких признаков побудительности и в контексте выполняющие абсолютно другую иллокутивную функцию. Он игнорирует общий смысл анализируемого текста, причём выраженный в нём очень ясно и последовательно, и приписывает ему выдуманное практически противоположное содержание.

С лингвистической точки зрения такие манипуляции с объектом исследования недопустимы. Мы вынуждены констатировать, что представленная экспертиза не отвечает требованиям научной объективности и обоснованности и в силу этого является недостоверной. Не говоря уже о том, что цена такой научной недобросовестности – сломанная жизнь человека.

Академик РАН, доктор филологических наук Юрий Дереникович Апресян,
Член-корреспондент РАН, доктор филологических наук Елена Львовна Березович,
Член-корреспондент РАН, доктор филологических наук Николай Павлович Гринцер,
Член-корреспондент РАН, доктор филологических наук Анна Владимировна Дыбо,
Ведущий научный сотрудник сектора теоретической семантики Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН, кандидат филологических наук, Ирина Борисовна Левонтина,
Академик РАН, доктор филологических наук Александр Михайлович Молдован,
Член-корреспондент РАН, доктор филологических наук Фёдор Борисович Успенский

В суде допрошены эксперты по делу «Нового величия»

В суде 29 августа 2019 года в рамках дела «Новое величие» были допрошены эксперты, которые провели психолого-лингвистическую экспертизу переписки. «Новая газета» опубликовала подробный репортаж судебного заседания. Приводим его часть, касающуюся собственно экспертного заключения.

Первой на допрос вызвали эксперта-лингвиста калужского Научного-исследовательского центра судебной экспертизы и криминалистики (НИЦСЭиК) Ларису Платонову. Она сообщила, что работает преподавателем английского и немецкого языков, квалификацию лингвиста получила в 2017 году, но привлекалась к судебным экспертизам с 2014 года. Адвокатов смутил такой скромный опыт Платоновой, проводившей исследование материалов дела спустя год после прохождения курсов лингвистов. В июле 2018 года она проводила экспертизу переписки обвиняемых из закрытого чата в мессенджере Telegram.

Суду эксперт рассказала, что следователя интересовал ряд вопросов: содержатся ли в представленных материалах признаки побуждения, призывы к совершению каких-либо действий, в том числе насильственных; какие фразы побуждают к этим действиям и кто произносит эти фразы; имеются ли в материалах психологические или лингвистические признаки оправдания каких-либо действий.

На все вопросы следователя эксперт ответила «положительно». Так, из переписки участников «Нового величия» следует, что они якобы поддерживали насильственные методы как средство достижения своих целей. Платонова процитировала сообщение из чата, в котором Полетаев и Карамзин обсуждают видео, где «курды забрасывают полицию коктейлями Молотова»: «Вот так их надо любить – церберов на поводке», – пишет Полетаев.

«Использована косвенная форма выражения негативной семантики побуждения к насилию. Слово “любить” использовано иронично», – говорится в заключении эксперта.

По мнению Платоновой, в сообщении Полетаева «Учитесь, учитесь и ещё раз учитесь! Запоминайте, изучайте, применяйте! Переставайте быть баранами и берите пример с иранцев» «содержатся лингвистические признаки призыва изучать и применять опыт насильственных антиправительственных протестов в Иране, применять насилие против полицейских».

Перечисляя обрывки фраз из переписки «путинскую шайку долой», «освободим Россию от путинской оккупации» и другие, эксперт пришла к выводу, что в тексте «содержатся признаки косвенного призыва к смене действующей власти, в том числе и насильственной».

«Методы, которыми призывают действовать члены “Нового величия”, не названы прямо, но интерпретируются в контексте представленных материалов», – пояснила эксперт.

Методы исследования, применяемые во время изучения переписок, Платонова не смогла объяснить, уточнив, что пользовалась «обычными методиками».

Помимо этого, эксперт оговорилась, что следственные органы не предоставили ей видеоролик, который обсуждали в чате участники «Нового величия», а у нее была ссылка на видео. Причём видеозапись была плохого качества, и её невозможно было исследовать, экспертиза проводилась с помощью текстовой расшифровки этих роликов.

– Вы уверены, что расшифровки полностью соответствуют видео? – уточнил адвокат Дубовик Максим Пашков.
– Это не входит в мои обязанности, мне предоставляется материал, и я исследую, – ответила Платонова.

Защитники просили объяснить, как можно было прийти к выводу, что участники призывали к насильственной смене власти в закрытом чате, с ограниченным количеством участников.

«Есть реплики в этом чате, что нужно привлекать как можно больше людей <…> Как пишут сами участники, их основная цель – качать и шатать лодку, соответственно, переводить ситуацию в стране в максимально неблагоприятное русло, творить ужас, чтобы сместить действующую власть и самим управлять страной. Они манипулируют людьми, которые получают их стикеры или листовки. В итоге группа имеет конкретные цели», – считает эксперт.

– Согласно представленным материалам, вы переписку полностью изучили, каждую фразу анализировали? Сколько раз обвиняемые упомянули экстремистские высказывания?» – продолжили допрос защитники.
– Все высказывания приведены в экспертизе. Больше я не нашла.
– В экспертизе вы привели 6–7 цитат. Хотя в материалах несколько тысяч страниц, – недоумевали адвокаты.
– Да, я нашла несколько цитат, больше – это уже не моя обязанность.

Спустя три часа допросили второго эксперта, психолога Аллу Шихалееву, которая проводила психологический анализ переписки подсудимых. Ей предоставили аналогичный комплект материалов, которые изучила Платонова. Её выводы полностью копируют позицию Платоновой: в тексте переписки «содержатся психологическое побуждение к насильственным действиям».

Экстремизм в соцсетях. Граница дозволенного

о фейках, словесная эквилибристика, быдло, обзор экспертиз, фоноскопических экспертиз, распознавать, патентных троллей, учёный, экстремизм,

Игорь Огорелков, начальник отдела лингвистических экспертиз Московского исследовательского центра, дал интервью журналисту «Медузы» Ирине Кравцовой и рассказал о том, что такое экстремизм и какие публикации в соцсетях можно считать экстремистскими

– Почему количество уголовных дел, связанных с призывами к экстремизму, растёт?

– Больше людей стали сидеть в интернете. Раньше мы анализировали книги, листовки и плакаты. Когда все перешли в интернет, мы стали анализировать интернет-контент – и тут перед нами открылось непаханое поле.

– У вас и у других экспертов в разных центрах и регионах есть какие-то общие критерии или алгоритмы, позволяющие вам сделать вывод, есть экстремизм в публикациях или нет?

– У МВД, Следственного комитета, Министерства юстиции и частных экспертных организаций имеются свои методики. Они, к сожалению, отличаются друг от друга, и до сих пор нет единого межведомственного подхода к анализу материалов, которые исследуют на наличие признаков экстремизма. Кроме того, с развитием интернета появилось новое явление: поликодовый текст – картинка с текстом. Это сейчас самый ходовой объект нашего исследования, потому что пользователям гораздо легче постить готовые картинки с текстом – и они активно это делают. Дальше таких картинок в интернете станет ещё больше, а в настоящее время мы буквально стоим на пороге экспертной революции. Написание методики анализа поликодовых материалов представляется достаточно актуальной задачей.

– И сколько нужно времени на создание такой методики?

– Методика появляется, когда накапливается опыт проведения исследований – не раньше чем через три года. Сейчас для поликодовых текстов пытаются выработать алгоритм анализа, но он не всегда подходит.

– Приведите пример, когда для поликодового текста – мы же говорим о мемах и тому подобном – может не подойти алгоритм, созданный для экспертизы обычного текста?

– В обычном тексте анализируется только вербальная составляющая, а визуальное изображение может кардинально поменять смысл материала.

– И чем он будет отличаться?

– Он очень отличается. Картинка с текстом содержит вербальную и визуальную информацию в совокупности. Исследования данного объекта проводят два эксперта – лингвист и психолог. Лингвист выявляет смыслы и оценки, анализирует текст, а психолог определяет, есть ли в публикации конфликт, выявляет социально-психологическую направленность материала. Качественный анализ поликодового текста могут сделать только лингвист и психолог в тандеме. При этом характер человека, опубликовавшего текст, не учитывается ни экспертом-лингвистом, ни экспертом-психологом.

– А зачем методики, если можно просто смотреть, как применяется 282-я статья на практике?

– Мы читаем Уголовный кодекс, знаем, как называются экстремистские статьи, – например, та же статья 282 УК РФ, изучаем экспертный опыт государственных и негосударственных учреждений – и уже потом, учитывая данную информацию, пишется методика.

– Мы недавно публиковали историю орловского учителя Александра Бывшева: его осудили за стихотворения, в которых обнаружили экстремизм. Интересно в этой ситуации то, что следствие заказало экспертизу в местном университете, а суд потом запросил еще одну – в Московской гильдии независимых экспертов. Одни эксперты нашли в стихотворениях экстремизм, а другие – нет. Как бы вы могли это объяснить?

– Экспертизу может проводить и эксперт государственного экспертного учреждения, и частный эксперт, имеющий специальные познания в области лингвистики и психологии. При этом, даже имея высочайшую квалификацию учёного-лингвиста, потенциальный частный эксперт может не иметь опыта проведения психолого-лингвистической экспертизы. Качественное заключение эксперт может сделать только при условии, если у него есть сертифицированная методика, опыт, специальные знания.

– Где грань между свободой слова и экстремизмом?

– Является ли высказывание экстремистским или нет, определяет суд. Эксперт даёт лингвистическую или психологическую оценку представленных материалов. В статье 282 УК РФ написано, что нельзя разжигать ненависть, но люди-то сейчас учёные стали, редко кто открыто призывает. А свобода слова – это неотъемлемое право любого гражданина РФ, согласно Конституции.

– А если человек хочет написать на своей личной странице, что его страна ведёт войну с другой, и поддерживает граждан страны-противника, а позицию своей страны не разделяет. Человек просто делится своим мнением, он не призывает никого ни с кем бороться. Это экстремизм?

– Каждый случай нужно смотреть в отдельности, чётких маркеров и алгоритмов нет. Нельзя просто взять картинку или текст и сказать – так можно, а так нельзя, потому что есть очень много других факторов.

– А может человек написать на своей странице, что занимает позицию, отличную от позиции государства, призывая при этом поддержать его?

– При анализе высказывания учитывается много факторов. Например, где размещено ваше высказывание – в публичном пространстве, СМИ или где-то ещё. Если не хотите внимания [со стороны правоохранительных органов] – не пишите лишнего. Тем более в социальных сетях. Вы должны думать не только о том, что вы вкладываете в своё высказывание, но и о том, как его воспримут. Одно дело, вы у себя дома на кухне маме сказали о чём-то, а другое дело, если вы разместили это.

– Так где у нас граница дозволенного?

– Человек должен понимать, что он делает в интернете, для чего он туда заходит. Границу дозволенного я обозначить не могу.

– Бывает такое, что вы читаете в прессе, что человека осудили по 282-й статье, и пожимаете плечами: ну а здесь-то преступление в чём?

– Я не имею информации, за какой материал человека осудили по статье 282. В федеральном списке экстремистских материалов как таковых текстов нет, там только названия.

– Но вы же читаете СМИ, видите контекст. Например, жительницу Красноярска приговорили к двум годам условно за картинку, которую она поместила в закрытый альбом во «ВКонтакте», он был доступен только ей. Это же почти как с мамой на кухне: не публично, к вражде нет призыва.

– В моей практике не было, чтоб я сокрушался по поводу несправедливо вынесенных решений.

– Означает ли это, что я в принципе не могу пользоваться своей страницей в социальной сети как площадкой для публикации своего мнения?

– Для выражения своего мнения можете. Но лучше не переходить границы правового поля.

– А если я закрою доступ к своим записям во «ВКонтакте» от всех?

– А какая у вас есть уверенность, что его никто не увидит? Это как, знаете, человек получает в Сбербанке карточку и думает, что только он ею может воспользоваться.

– У вас нет ощущения, что правоохранительные органы несправедливо применяют 282-ю статью? Что она сама по себе несправедлива, потому что позволяет преследовать за высказанное мнение?

– Я эксперт, я оцениваю материалы. Эксперт не даёт правовую оценку материалам, и его политические взгляды в данном случае не имеют решающего значения.

– Это не политические взгляды, это экстраполирование вашей личной работы в контекст происходящих в стране событий.

– Я должен быть объективен в анализе материала, который предоставляют правоохранительные органы.

– Имеет значение, кто публикует пост с призывами к разжиганию той или иной розни – человек либеральных взглядов или разделяющий политику государства?

– При анализе материала принимается во внимание коммуникативная цель публикатора, социально-психологическая направленность материала. Выводы по материалам даются на основании утвержденной методики.

– Угроза превратить США в радиоактивный пепел – экстремизм?

– Мы как эксперты не определяем, является ли высказывание или текст «экстремизмом» или нет. Решение по признанию материала экстремистским принимает суд. Что касается данного конкретного случая, то призыва сжигать тут нет, но нельзя анализировать высказывания, вырванные из контекста, – иначе можно допустить ошибку.

– Если эта грань настолько тонка, должна ли быть такая строгая уголовная ответственность? Получается, вы сидите за столом и решаете вопрос: прямой тут призыв или только косвенный – а против человека уголовное дело возбуждено, его в тюрьму посадить могут.

– Должны быть единые межведомственные методики, в которых было бы чётко сказано, в каких поликодовых текстах содержатся лингвистические и психологические признаки, например, возбуждения ненависти, вражды, а в каких – нет.

– Нет таких методик, вы сами говорили.

– Единых межведомственных методик по поликодовым текстам – нет.

– Тогда вы как эксперт признаете, что не можете в ста процентах случаев объективно установить грань дозволенного.

– Ну, так с любой экспертизой. Вы так говорите, как будто одна лингвистика – субъективна, а все остальные экспертизы – точные. Экспертиза по определению почерка тоже не стопроцентная – зависит от качества объекта. Так же и у нас – не всё же идеально.

– А вы сталкивались с давлением правоохранительных органов? В их заинтересованности в результатах экспертизы?

– Нет, это исключено. Как вы себе это представляете?

– Бывает ли такое, что эксперт вступает в сговор со следствием и…

– Нет, это исключено! Каждый эксперт – профессионал, он дорожит своей репутацией. Какой же это эксперт, если на него можно оказать какое-то воздействие? Мы оцениваем материал, и другой оценки, кроме объективной, дать не можем, потому что дорожим своим именем, репутацией экспертного учреждения.

– Скажите, в скольких процентах случаев вы принимаете решение, что в присланных на экспертизу материалах есть экстремизм?

– Примерно в половине случаев.