Метка: отзыв

Эксперты-лингвисты Нина Добрушина, Анна Левинзон, Валентина Апресян, Анастасия Бонч-Осмоловская прокомментировали протест Егора Жукова.  «Новая газета» опубликовала их отзыв на лингвистическую экспертизу по делу оппозиционера.

На суде по делу Егора Жукова слова «лингвистика» и «лингвистический» стали самыми употребительными. Всё дело Егора от начала и до конца – о языке. Единственное, что предъявляет ему обвинение, – тексты. И анализ этих текстов – единственное, что доказывает его невиновность. Тексты изучают лингвисты. Хотелось бы сказать – лингвистика стала наукой первостепенной важности. Но нет, как раз наоборот: лингвистика не пригодилась.

Ролики Егора Жукова исследовал эксперт. Эксперт-лингвист? Нет, просто – эксперт. А.П. Коршиков – кандидат математических наук, сотрудник Института криминалистики Центра специальной техники ФСБ России. Его экспертизу по делу Егора Жукова мы и наши коллеги подробно разбирали в двух рецензиях в «Новой газете».

3 декабря эксперт А.П. Коршиков был вызван в суд, где Н.Р. Добрушина и А.И. Левинзон, соавторы одной из рецензий, тоже присутствовали в надежде выступить на стороне защиты и высказать своё мнение об экспертизе. За два дня судья последовательно вынесла решение об отказе в участии четырёх экспертов-лингвистов. Основная мотивировка отказа – некомпетентны. Приведём список людей, которые оказались некомпетентными лингвистами, в порядке их предъявления суду 3 и 4 декабря.

– А.И. Левинзон, НИУ ВШЭ, Школа лингвистики, преподаватель риторики, корпусной лингвистики, русского языка и культуры речи, диплом с отличием филологического факультета МГУ, специальность «филолог-преподаватель русского языка и литературы»;
– Н.Р. Добрушина, НИУ ВШЭ, Школа лингвистики, профессор, доктор филологических наук, главный научный сотрудник, диплом филологического факультета МГУ, специальность «филолог-преподаватель русского языка и литературы»;
– Ю.А. Сафонова – кандидат филологических наук, работала экспертом при Минюсте, в центре при департаменте по противодействию коррупции Москвы, выступала в роли эксперта в Конституционном суде, автор методического пособия по психолого-лингвистической экспертизе текстов по делам, связанным с противодействием экстремизму, рекомендованным Минюстом;
– И.Б. Левонтина – кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник Института русского языка им. В.В. Виноградова, соавтор нескольких словарей, занимается судебной лингвистикой и разработкой методик для экспертиз по преступлениям экстремистской направленности, выступает в судах.

Поскольку, как видно из этого перечня, защита исчерпала все мыслимые доказательства компетенций лингвистов (образование, профессиональный опыт, степени, должности, опыт научных исследований, опыт работы с семантикой русского языка, опыт работы с судебными экспертизами), остаётся признать, что в стране есть один компетентный специалист в области лингвистической экспертизы – А.П. Коршиков. Посмотрим, как работает этот эксперт.

Кандидат физико-математических наук А.П. Коршиков подходит к анализу значения слов с позиций математика, как будто слова – это переменные, которые могут принимать любое значение, не меняя при этом сути сказанного. Такой подход по сути своей противоречит базовым принципам семантики языка. Мы, лингвисты, стараемся выяснить, какое значение имеет слово в конкретном контексте. Контекст, согласно основам семантического анализа, является индикатором значения: например, в контексте глагола «выражать» слово «протест» указывает на речевое действие, а в контексте слова «подавать» – на официальный документ.

Изучение контекстов – начало любой работы по объяснению смысла слова и разбиения его на разные значения. Существуют специальные ресурсы, которые на основе автоматической обработки огромного массива словоупотреблений извлекают основные контексты, характерные для слова (в сочетаемостный «портрет» слова «протест», кстати, не входит ни одно устойчивое словосочетание, указывающее на насильственный характер).

Автор экспертизы предлагает считать, что в любом контексте у слова есть все значения, которые мы в состоянии ему приписать. Если ничто не ограничивает этот круг, можно смело считать, что говорящий, используя слово, выпускает на волю всё множество значений и конкретных осмыслений, которые у него есть (в том числе и те, которые им приписывает эксперт). Так, употребив слово «учреждение», Егор имел в виду одновременно «избирательная комиссия» (добавим — «зоопарк», «музей меда» — почему бы нет); говоря о «ненасильственном протесте», он парадоксальным образом имел в виду одновременно и «насильственный протест» (а также «протест против опытов над животными», «протест против объединения колледжей в Нижневартовске» – список осмыслений, начатый экспертом А.П. Коршиковым, можно продолжать бесконечно).

Существительное «протест» было самым обсуждаемым 3 и 4 декабря. Ответ на вопрос, призывал ли подсудимый к насильственному протесту, – это ответ на вопрос об обвинении или оправдании.

Цитируя самые разные словарные описания, лингвисты в своих рецензиях указывали, что в слове «протест» ни в одном из его значений нет смыслового компонента «насилие». Основное значение слова «протест», согласно словарям и корпусным данным, – это «решительное возражение против чего-то». И это то значение, в котором использует слово «протест» в своих роликах Егор.

На наши доводы эксперт А.П. Коршиков отвечает так: лингвисты совершают грубую ошибку, опираясь на словари! Словари часто отражают «древний период прошлого» (записано со слуха на заседании суда). «Вы пользовались Национальным корпусом русского языка?» – спрашивает защитник. Действительно, если не словарями – значит, корпусами, электронными базами языковых данных. «Корпуса неполны, несбалансированны, в них недостаточно публицистики», – сообщает А.П. Коршиков.

Так каким образом он подтверждает своё мнение о том, что слово «протест» надо понимать как «протест с применением насилия»? Никаким. В тексте экспертизы никаких доказательств суждениям А.П. Коршикова нет. Он не ссылается на словари, на Национальный корпус русского языка (это, кстати, гигантская база данных, в которой более трехсот миллионов словоформ и еще около ста миллионов – только публицистики), не ссылается на современные интернет-корпуса русского языка, например, на корпус RuTenTen (база данных современных онлайн-текстов, в которой более 14 миллиардов слов), не цитирует работы учёных.

Следовательно, мы можем быть твёрдо уверены: экспертиза эксперта А.П. Коршикова не отвечает научным стандартам. Научный текст обязан быть доказательным. Эти доказательства должны быть приведены с точными ссылками, примерами, данными статистики. А что делать, если появилась идея (например, такая: «пересказать книгу о 198 способах мирного протеста – значит позвать слушателя совершить каждое из 198 действий»), а доказательства найти не удаётся? Увы, ничего. Если доказательства нет, идея не может найти себе места в экспертизе. Её можно высказать в кругу друзей, за чаем, но не в заключении эксперта.

К заседанию суда А.П. Коршиков собрал значимые, по его мнению, аргументы. Он неоднократно просил судью разрешить показать «нарезку роликов», которые подтвердили бы его правоту (что за ролики, эксперт не объяснил, но речь шла не о роликах Егора Жукова, а о материалах телевизионных передач). «Я ведь могу принести на заседание словарь, – сказал А.П. Коршиков. – А я принёс ролики. Это то же самое, что словарь» (записано со слуха на заседании суда).

Судья не дала согласия смотреть ролики, но аргументацией для эксперта они в любом случае стать не могут. Лингвист не опирается на отдельные, случайным (или неслучайным!) образом собранные примеры. Чтобы доказать, что у слова есть некоторое значение, ему нужно учитывать, насколько часто такое значение встречается, в каких контекстах, в каком стиле речи, лингвисту приходится ставить эксперименты с носителями языка, исследовать сотни предложений – в общем, это сложнейшая процедура, результаты которой, собственно говоря, и представлены в словарях.

Эксперт А.П. Коршиков такими методами не владеет, более того, он и не считает, что ими нужно владеть. Он убеждён, что его подготовки в качестве лингвиста-эксперта достаточно, чтобы написать экспертизу. Ход исследования он не комментирует: «Я не обязан его излагать. Это полностью компетенция эксперта» (записано со слуха на заседании суда). Нет, обязан! Исследователь обязан сообщать, как он пришёл к своему выводу. Если он не делает этого, его текст – не наука, это рассуждения дилетанта. Они могут быть вам симпатичны, но на их основании нельзя посадить человека в тюрьму.
Лишь один метод, использованный при составлении экспертизы, Коршиков сумел сформулировать: «Я беру Уголовный кодекс, читаю название статей, смотрю: похоже или непохоже. И с точки зрения лингвистики сравниваю слова».

Этот метод, видимо, является собственным изобретением эксперта. Во всех методических указаниях по проведению лингвистических экспертиз прямо говорится о недопустимости смешивания юридической квалификации (то есть Уголовного кодекса) и лингвистических толкований.

Экспертиза по делу Егора Жукова – пример для известной басни: смотрите, что бывает, когда сапоги начинает тачать пирожник. Что бывает, когда наука теряет независимость. Когда экспертные выводы перестают быть результатом кропотливого исследовательского труда и становятся набором броских фраз, за которыми не стоят факты. Вроде бы – где наука и где наша повседневная жизнь. И вот сейчас они сходятся – в зале, где решаются судьбы.

Отзыв учёных-лингвистов опубликован на страницах Новой газеты. В нём содержится анализ экспертизы по видеообращениям студента Высшей школы экономики Егора Жукова. Приводим её текст.

В последнее время в деятельности российских судов и правоохранительных органов наблюдается заметное повышение роли лингвистических экспертиз. Можно было бы только приветствовать такое стремление отечественной фемиды к совершенствованию судебно-экспертной практики, если бы этот процесс был обеспечен экспертными силами надлежащего уровня и компетенции и механизмами контроля со стороны всего научного сообщества.
Закреплённые недавно законодательно за Российской академией наук функции высшего экспертного учреждения, обеспечивающего деятельность государственных органов и организаций, позволяют, как кажется, осуществлять научный контроль над лингвистической экспертной деятельностью. На практике, однако, это не происходит.

Обычным делом стало использование в следственной и судебной практике неквалифицированных и недобросовестных лингвистических экспертиз, авторы которых, не располагая специальными знаниями и не владея методикой и процедурами экспертного анализа, считают для себя позволительным выносить суждения по вопросам, от которых зависят человеческие судьбы.

Объектом нашего внимания стало Лингвистическое исследование видеообращений студента Егора Жукова, подготовленное на основе материала видеозаписей Е.Жукова <…>. Перед экспертом ставился вопрос: имеются ли с позиции лингвистической квалификации в перечисленных выше видеозаписях призывы к осуществлению незаконной деятельности? <…>
Эксперт рассматривает обращение Егора Жукова «МИТИНГ 7 ОКТЯБРЯ ИЛИ КАК СЛИВАЮТ ПРОТЕСТ», усматривая призывы в следующих фразах:

«Нужно хвататься за любые формы протеста.
Делайте всё, на что способны.
С системой нужно жестко и планомерно бороться».

Действительно, фразы имеют побудительную или частично побудительную семантику (по поводу слова нужно можно было бы сделать некоторые оговорки, но для нас в данном случае это даже не так важно). Не обращаясь к авторитетным словарям, эксперт выступает с собственной интерпретацией используемого Егором Жуковым понятия протеста: Формы протеста разделяются на насильственные и ненасильственные. К крайним насильственным формам протеста относятся насильственный захват власти, вооружённый мятеж.

Это произвольная интерпретация эксперта, которая решительно расходится с лингвистическими данными. Обратимся к словарному толкованию слова протест (финансовое и морское значения оставим в стороне):

БОЛЬШОЙ ТОЛКОВЫЙ СЛОВАРЬ РУССКОГО ЯЗЫКА ПОД РЕД. С. А. КУЗНЕЦОВА
«ПРОТЕСТ, -а; м. [от лат. protestari — заявлять публично]. Официальное заявление о несогласии с чем-л. (обычно с каким-л. решением, постановлением). Протест против зажима критики. Протест прокурора. Заявить протест. Принести протест. Выразить протест. Выступить с протестом. Демонстрация протеста. // Решительное возражение против чего-л., проявление недовольства или нежелания сделать что-л. Молчаливый протест. друзей. Не обращать внимания на горячие протесты собравшихся».

Как мы видим, протест – это семиотический акт, выражение несогласия или недовольства, решительное возражение. Но выражение недовольства и вооружённый мятеж или насильственный захват власти – это абсолютно разные вещи. Лингвистические данные не дают никаких оснований объявлять подобные действия формами протеста. Насильственные действия в тексте вообще не упоминаются и не обсуждаются. Здесь имеет место типичное «вчитывание» в текст того смысла, которого в нём нет. Это совершенно недопустимо в лингвистическом анализе.

Яркий пример ложного прочтения – то, как эксперт трактует используемые Егором Жуковым слова любой и всё (любые формы протеста; делайте всё, на что вы способны):

«…призыв “приниматься за любые формы протеста” включает в себя и крайние насильственные формы протеста, как одни из возможных форм протеста. В пользу допустимости такой трактовки свидетельствует и высказывание Жукова Е.С. чуть выше по тексту о необходимости использования жёстких форм борьбы: “С системой нужно жёстко … бороться…” Также ниже по тексту в этом же обращении содержится ещё один призыв к борьбе с властью: “Основная сила не в лидерах, а в нас, в людях, в идее, в неистребимом желании сделать эту страну лучше и отнять у кремлевских мразей право распоряжаться судьбами людей, поэтому делайте всё, на что способны и не ждите чьей-то указки. <…> Этот призыв также не содержит каких-либо ограничений на методы действий (“делайте всё, на что способны”) кроме как указание на пределы возможности конкретных исполнителей действий. Каких-либо указаний на использование именно ненасильственных форм борьбы в тексте рассматриваемого обращения не имеется».

С лингвистической точки зрения это рассуждение крайне неубедительно. Хорошо известно, что в естественном языке слова типа всё или любой (кванторные выражения) понимаются по-разному в зависимости от контекста. Всё в естественном языке – это не «всё логически возможное», а «всё в рамках определённого круга представлений». Например, когда человек говорит: «Я сделаю для тебя всё!», мы примерно понимаем, что он имеет в виду, и в нейтральном контексте не трактуем это высказывание в том смысле, что человек готов в том числе взорвать соседний дом, чтобы у объекта любви вид из окна стал лучше. Если сказано: «Я буду рад любому подарку», в норме никто подумает, что человек будет рад, если ему подарят бомбу или дохлую кошку.

Эксперт делает абсолютно произвольный и ничем не обоснованный вывод:
«Таким образом, в обращении Жукова Е.С. в видеозаписи «МИТИНГ 7 ОКТЯБРЯ ИЛИ КАК СЛИВАЮТ ПРОТЕСТ – GwcWfXHRjq4» с позиции лингвистической квалификации содержится призыв к борьбе с властью в России с произвольным выбором форм протеста, что включает в себя и действия насильственного характера, в частности, насильственный захват власти, вооружённый мятеж».

Здесь трудно не вспомнить из Гоголя: «Я открыл, что Китай и Испания совершенно одна и та же земля, и только по невежеству считают их за разные государства. Я советую всем нарочно написать на бумаге Испания, то и выйдет Китай».

На самом деле для понимания того, каким Егор Жуков представляет множество возможных форм протеста и возможных действий, нужно рассмотреть ролик целиком. Основным объектом критики в этом ролике является не действующая власть, а Алексей Навальный и ФБК. Зрители ролика отлично это понимают, что видно по комментариям к нему. Одни пишут: да, ты лучше Навального, нам нужен такой глава оппозиции, а другие – мы все должны быть вместе, несмотря на разногласия.

Ролик начинается с того, что Егор Жуков говорит о снижении протестной активности, о том, что количество людей на митингах уменьшается. Он считает, что протест «сливается обоюдно» – и людьми, которые боятся выходить на митинги, и «так называемыми оппозиционными лидерами».

Анализируя митинг, Жуков говорит: «Единственное, что смогли придумать ребята из штаба Навального – это тупо орать однотипные кричалки около памятника Пушкину <…>. Мне пришлось напомнить, что планировалось шествие <…>. Навальный, выводя людей на улицы, надеется, что они сами что-то придумают… Поэтому получается скучно. <…> В штабе царит неэффективность, не принимают нововведений».

Например, Навальный слишком редко, по мнению Жукова, дает пресс-конференции. Скорость сбора подписей (речь о президентской кампании Навального) катастрофически замедлилась. Вообще Жуков считает, что не надо тратить столько времени и сил на выборную кампанию:

«Навальному не дадут победить на выборах, система не позволит. Поэтому нужно жёстко и планомерно бороться с системой. <…> Тут нужно хвататься за любые формы протеста. Болезнью вождизма наша страна уже не раз болела. <…> Сила настоящего протеста в самоорганизации и смене лидеров;
Основная сила не в лидерах, а в нас, в людях; Делайте все, на что способны, и не ждите чьей-то указки».

Если просмотреть ролик целиком, становится совершенно очевидно, что в нём нет призывов к чему-либо, связанному с насилием. Эксперт не изучил фразы в контексте, а вместо этого стал теоретизировать о том, что любой может подразумевать и «вооружённый».

Жуков завершает ролик словами: «Я не хотел никого обидеть, если высказался жёстко (о Навальном, Ляскине и пр. – прим.)… Хочу, чтобы вы прислушивались к критике в свой адрес и не называли всех своих критиков кремлеботами и провокаторами».

Таким образом, цель здесь – улучшить организацию мирных протестных акций, которыми и занимается ФБК Навального.

<…> Получается, что эксперт, фантазируя по поводу того, как можно понять вырванные из контекста фразы, вообще не соотнёс их с общим смыслом текста. В лингвистическом исследовании такое недопустимо. На самом деле выражения «любые формы протеста» и «всё, на что вы способны» в контексте обращения Жукова никоим образом не подразумевают насильственные действия. Обсуждается лишь необходимость большего разнообразия, креативности и инициативности по сравнению с теми формами мирных протестов, которые практикует штаб Алексея Навального.

Далее эксперт рассматривает ещё три ролика Егора Жукова: «МИРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ВОЗМОЖНА», «МИТИНГИ – ЧТО ДАЛЬШЕ?» и «БОЙКОТ ВЫБОРОВ – ЭТО ЛИШЬ НАЧАЛО» – и утверждает, что в них, «помимо экскурсов в теорию, <…> содержится призыв использовать различные мирные методы сопротивления».

Эксперт прибегает к следующему манипулятивному приёму. Из выступлений Егора Жукова он извлекает ссылки на отдельные пункты перечня методов «ненасильственной борьбы», рассмотренных в книге Джина Шарпа «От диктатуры к демократии», кстати, переведённой на русский язык и неоднократно изданной в России – например, отказ от уплаты налогов, изготовление фальшивых документов, препятствие работе учреждений, изготовление фальшивых денег и др. При этом упоминания об этих методах в ролике Егора Жукова подаются в качестве призывов к совершению соответствующих действий.

Здесь обращает на себя внимание, что, хотя эксперт ссылается на п. 3 своего заключения, в котором дано определение призыва, однако сам как будто забывает, что написано в этом пункте. А в нём призыв правильно характеризуется как директивный речевой акт и описаны его лингвистические признаки – прежде всего побудительный характер. Но дело в том, что в контексте выступлений Егора Жукова упоминания о методах «ненасильственной борьбы» не являются побудительными высказываниями, чего эксперт не может не понимать. Это тем более удивительно, что в первой части исследования эксперт сам же приводит соответствующие цитаты из этих обращений:

«В обращении 3 говорится, что “Сегодня мы обсудим все виды ненасильственной борьбы”. В обращении 4 есть ссылки на обращения 2 и 3. Кроме того, при формулировании основной задачи обращений используется практически идентичная лексическая конструкция: “Власть в России можно сменить только мирным путём. Я уже снял два ролика на этот счёт, но я не устану это повторять, пока это не станет “мейнстримным” мнением… “А пока ты можешь посмотреть вот это видео (здесь демонстрируются заставка видеозаписи, содержащей обращение 3), в котором представлены все, не только наиболее эффективные, а все существующие виды ненасильственной борьбы”».

Мы выделили здесь слово «обсудить». Вряд ли эксперт может не понимать, что обсудить что-либо – совершенно не означает призывать к этому. Однако, анализируя наличие в тексте призывов, эксперт вырывает отдельные пункты списка из контекста, делая вид, что это и есть то, к чему автор обращений призывает, хотя автор всего лишь рассказывает об исследовании и предлагает его обсудить. Это трудно назвать иначе, чем передергиванием.

Очень лукаво выглядит также формулировка эксперта «Помимо экскурсов в теорию…» Но ведь это вовсе не «помимо»: список всех существовавших в истории форм ненасильственной борьбы – это и есть часть экскурса в теорию! О чём же в действительности эти обращения Жукова? Они имеют просветительский характер.

Жуков говорит о ненасилии. Он приводит результаты исследования политолога Эрики Ченовет, которое доказало, что в мире ненасильственная политическая борьба с 1900 года вдвое чаще приводила к успеху, чем насильственная (мы не останавливаемся здесь на том, насколько достоверны эти результаты). Жуков подчёркивает, что насилие претит ему и по этическим соображениям, но вот теперь научно доказано, что ненасилие лучше и в смысле эффективности.

В своих роликах он повторяет это раз за разом и говорит, что будет повторять этот вывод, пока он не станет общим местом. Он просит не писать в комментариях, что революция невозможна без крови и что насилие всё же необходимо, предлагая посмотреть его ролик, где излагаются результаты исследования.

Далее он цитирует список из книги Шарпа. В этом списке есть такие забавные пункты, как отказ от исполнения супружеских обязанностей – здесь автор ссылается на комедию «Лисистрата» древнегреческого драматурга Аристофана, и такие драматические, как самосожжение. Список имеет дескриптивный, а не прескриптивный характер. Он призван обобщить и систематизировать способы, которые люди в разное время и в разных странах использовали для выражения политического протеста. Всего их в списке около двухсот.

Некоторые из пунктов комментируются – например, рассказывается, как по призыву Ганди индийцы перестали покупать соль, чтобы оказать давление на британских колонизаторов, и выпаривали соль дома. Это совершенно не значит, что Жуков призывает всех выпаривать дома соль. Идея Егора Жукова состоит в том, что ненасильственные методы результативнее насильственных, а арсенал их очень велик, причём Жуков подчеркивает, что можно придумать новые, необычные. Говорить, что Егор Жуков, рассказывая о способах ненасильственного сопротивления, призывает реализовать все эти способы, просто абсурдно.

Отдельно эксперт останавливается на таком пункте перечня из книги Шарпа, как п. 158. Самосожжение…, и комментарии Егора Жукова: «Максимальное пожертвование движению. И это, конечно, будут вспоминать веками. И если движение придёт к власти, эти люди, конечно, будут признаны героями».

Эксперт видит здесь призыв к самоубийству, что, разумеется, неверно. Если мы вспоминаем чешского студента Яна Палаха, который совершил акт самосожжения в знак протеста против ввода советских войск в Чехословакию в 1968 году, если мы восхищаемся мужеством Анатолия Марченко, который держал смертельную голодовку с требованием освободить политзаключенных и погиб в 1986 году, это совершенно не означает, что мы призываем всех людей покончить с собой в знак протеста.

Наконец, полностью противоречит содержанию роликов Егора Жукова такой вывод эксперта: «Декларация необходимости использования только ненасильственных методов в борьбе за смену власти в России в обращении используется для прикрытия соответствующей агитационной работы Жукова на видеохостинге «YouTube».

Идея ненасилия – ключевая для Егора Жукова, это сквозной мотив всех его роликов. Это не декорация, не прикрытие, а смысловой стержень его рассуждений. Он последовательно и настойчиво проводит идею большей эффективности ненасильственных методов политической борьбы, приводя примеры и статистические данные. Альтернатива – насильственные методы – в его материалах даже не рассматриваются. Егор Жуков не просто не призывает к насилию. Он идеолог и пропагандист мирного, ненасильственного политического протеста.

Итак, что же делает эксперт? Он вырывает фразы из контекста и приписывает им тот смысл, которого они в контексте совершенно не имеют. Он бездоказательно называет призывами фразы, не имеющие никаких признаков побудительности и в контексте выполняющие абсолютно другую иллокутивную функцию. Он игнорирует общий смысл анализируемого текста, причём выраженный в нём очень ясно и последовательно, и приписывает ему выдуманное практически противоположное содержание.

С лингвистической точки зрения такие манипуляции с объектом исследования недопустимы. Мы вынуждены констатировать, что представленная экспертиза не отвечает требованиям научной объективности и обоснованности и в силу этого является недостоверной. Не говоря уже о том, что цена такой научной недобросовестности – сломанная жизнь человека.

Академик РАН, доктор филологических наук Юрий Дереникович Апресян,
Член-корреспондент РАН, доктор филологических наук Елена Львовна Березович,
Член-корреспондент РАН, доктор филологических наук Николай Павлович Гринцер,
Член-корреспондент РАН, доктор филологических наук Анна Владимировна Дыбо,
Ведущий научный сотрудник сектора теоретической семантики Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН, кандидат филологических наук, Ирина Борисовна Левонтина,
Академик РАН, доктор филологических наук Александр Михайлович Молдован,
Член-корреспондент РАН, доктор филологических наук Фёдор Борисович Успенский

Обвинение блогера Владислава Синицы, опубликовавшего твит о детях силовиков, основано на проведении лингвистической экспертизы «Центра социокультурных экспертиз». Доцент Высшей школы экономики, кандидат исторических наук Дмитрий Дубровский, занимающийся вопросами фальсификации судебных экспертиз, на страницах «Новой газеты» выступил с мнением по поводу объективности этой экспертизы.

Экспертизу по делу блогера Владислава Синицы проводили сотрудники «Центра социокультурных экспертиз» Александр Тарасов и Наталия Крюкова. Этот центр хорошо известен тем, кто интересуется политической историей России. В послужном списке его сотрудников – экспертизы по делам Pussy Riot, «Свидетелей Иеговы» и историка Юрия Дмитриева. Всякий раз эти эксперты выступают исключительно на стороне обвинения.

Как однажды чистосердечно заявил в одном из процессов один из ведущих экспертов этого центра, доктор культурологии Виталий Батов, он «всегда делает то, что хочет от него заказчик».

Эти эксперты, выросшие в недрах Института культурологии, довольно часто готовят экспертизы, поражающие своей новизной и глубиной прочтения. Так, Наталия Крюкова (преподаватель математики начальных классов по базовому образованию) и тот же Виталий Батов известны, в частности, экспертизой, в которой фраза «убей в себе раба» была признана экстремистской. Не менее поразительны и другие их работы, всякий раз исполняющие любые капризы следствия, в которых полиция и иные сотрудники государственных органов представали исключительно как «cоциальная группа».

Полагаю, что возмущение экспертного сообщества абсолютным и запредельным бесстыдством, с которым эксперты центра обслуживают обвинительную сторону, уже привели к некоторому ограничению их когда-то всесильного влияния в Москве, и теперь они чаще делают экспертизы по заказу регионов. Но в случае с блогером Синицей, видимо, оказалось, что только эксперты этого центра согласны подписать настолько чудовищное заключение.

Действительно, отдельно вырванная из контекста фраза блогера звучит не очень этично и даже угрожающе, однако международные стандарты и Европейский суд постоянно призывают оценивать не только само высказывание, но и его контекст, размер аудитории, оценку потенциальной угрозы.

Конечно, эксперты Наталия Крюкова и Александр Тарасов получили недвусмысленное задание – прямо в тексте экспертного заключения они честно признаются, что у следствия возникла необходимость исследовать высказывание блогера Синицы на предмет «наличия признаков призыва пользователей – широкого круга лиц, применять насилие в отношении близких родственников сотрудников правоохранительных органов, призывов к похищению детей исключительно сотрудников правоохранительных органов с последующей расправой над ними, иных признаков возбуждения вражды и ненависти ко всем сотрудникам правоохранительных органов и членам их семей».

Тут мне сразу вспомнилась старая шутка: правильный вопрос преподавателя истории должен выглядеть так: «Между кем и кем были греко-персидские войны?»

В общем, в ответ на настоятельную просьбу следствия эксперты – кандидат педагогических и политических наук соответственно (то есть ни одного лингвиста) – немедленно выдали заключение. «Немедленно» – это не фигура речи, заключение подготовили за рекордных четыре дня.

Само заключение состоит из 20 страниц, а то, что авторы называют «анализом», занимает четыре страницы. Блогер Синица в ответ на реплику пользователя «Голос Мордора», где протестующие описываются как «трусливые дрищи», которым не следует задирать полицию, поскольку «в следующий раз они [полицейские] не будут такими добрыми и вежливыми», отвечает, что такого рода действия могут иметь и последствия в виде возможной мести. Обсуждается совершенно гипотетическая ситуация возможной мести в ответ на возможную эскалацию насилия в отношении протестующих.

Но эксперты Крюкова и Тарасов немедленно квалифицируют упоминание полиции в тексте Синицы как приём манипуляции – создание «образа врага», а затем обобщают, что «негативное отношение к этой группе пользователь <…> выражает в форме вербальной агрессии и стёба, которые демонстрируют деструктивное поведение, противоречащее нормам существования в обществе, наносящее моральный и физический ущерб окружающим, а также вызывающее психологический дискомфорт других коммуникантов».

Специалисты АНО «Судебный эксперт» филологи Мария Куликова и Александр Карагодин в своём альтернативном заключении, которое предоставила сторона защиты, как раз и указывают на то, что высказывание по поводу детей является, прежде всего, воображаемым, там отсутствует категория призыва к подобным действиям; более того, речь идёт о спонтанном реактивном высказывании, которое было результатом провокации в тексте пользователя «Голос Мордора», предсказывающем насилие в отношении протестующих со стороны полиции. Никакого противопоставления в самом высказывании нет, и потому невозможно рассматривать его как реальный призыв к действию.

Однако наличие альтернативного заключения вовсе не смутило судью, который привычно – а это очень распространенная ситуация, – никак не оценивая содержание заключений, видимо, «по внутреннему убеждению», полагает, что заключение кандидата педагогических наук Крюковой и политолога Тарасова «объективно», а вот двух практикующих филологов – нет.