Рубрика: Мнение

Завершилось заседание в суде апелляционной инстанции по «ростовскому делу», в котором Ян Сидоров и Влад Мордасов осуждены за попытку свержения конституционного строя. Основным доказательством вины послужила экспертиза, назначенная центром «Э». Журналист «Новой газеты» подготовил подробный репортаж из зала суда. Приводим его фрагменты, касающиеся деталей экспертизы.

Обвинение базировалось на переписке в чате «Революция 05/11/17», в котором Сидоров и Мордасов выступали администраторами. В чате обсуждались острые политические темы. Среди участников спустя время появились люди, предлагавшие обсудить насильственное свержение власти, способы организации погромов и методы борьбы с полицейскими.

Сотрудники Центра по противодействию экстремизму, получившие доступ к этой переписке, инициировали проведение лингвистической экспертизы, с помощью которой доказывали в суде, что, выйдя на площадь с двумя плакатами, Ян Сидоров и Влад Мордасов пытались спровоцировать массовые беспорядки.

В суде первой инстанции адвокаты настаивали, что следователи предоставили для изучения экспертам вырванные из контекста фрагменты переписки, по которым специалистами были сделаны ложные, по их мнению, выводы.

Так, «неустановленные лица» в чате обсуждали, как можно с помощью солдатского ремня противостоять сотрудникам полиции. На этом основании эксперты назвали ремень, который был на Мордасове в день задержания, «оружием», что послужило одним из доказательств преступного умысла подсудимого.

Так же не в пользу обвиняемых была трактована реплика Сидорова «Ага, и из думающего гражданина ты превратишься в бандита, которого можно в случае неповиновения застрелить» – так молодой человек ответил на призыв одного из участников чата о необходимости проведения силовой акции.

Ростовский областной суд отказался приобщать к делу выводы независимой экспертизы. К рассмотрению апелляционной жалобы сторона защиты предоставила несколько психолого-лингвистических экспертиз.

В частности, выводы специалистов АНКО «Лаборатория экспертных исследований и ситуационного анализа», лингвиста Юлии Сафоновой и психолога Дарьи Бесединой, сводятся к тому, что в высказываниях Мордасова и Сидорова не содержится признаков побуждения к насильственным, разрушительным действиям; позицию организаторов они занимали наравне с другими участниками дискуссии; роли участников дискуссии равноправны.

Специалисты АНКО «Лаборатория экспертных исследований и ситуационного анализа» отметили, что оба подсудимых неоднократно пресекали призывы к насилию, которые озвучивали другие участники дискуссии.

Сторона обвинения выступила против приобщения к делу выводов независимой экспертизы. Однако суд ходатайство стороны защиты удовлетворил. Далее адвокаты потребовали исключить из дела выводы предыдущей экспертизы, на основании которых был вынесен приговор, на что получил отказ суда.

Защитники Сидорова и Мордасова ходатайствовали о проведении новой экспертизы, в которой бы исследовалась вся переписка, а не её отдельные фрагменты. Суд отклонил ходатайство.

В последнем слове Ян Сидоров напомнил судьям, что его, по сути, обвиняют в том, что он разделял взгляды организации «Артподготовка». «Меня обвиняют в мыслепреступлении», – сказал он.

Ведущий научный сотрудник сектора теоретической семантики Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН Ирина Левонтина дала интервью журналисту «Московского комсомольца» Елене Светловой и рассказала, почему ей не позволили выступить в суде по делу студента Высшей школы экономики Егора Жукова накануне вынесения приговора, а также поделилась мнением по поводу положения эксперта-лингвиста в России. Признанный специалист по судебной лингвистической экспертизе уверена: за мысли судить нельзя.

– Ирина, я давно живу на свете, но мне кажется, что в последнее время лингвистическая экспертиза приобрела какой-то невиданный размах. Уже и реклама в Интернете появилась со слоганом «Работаем по всей России!»

– Лингвистические исследования бывают не только по политическим делам, которые у всех на слуху. Но новое сегодня то, что связано со статьей 282 УК РФ («Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства»), а также с оправданием терроризма, оскорблением чувств верующих, искажением роли СССР во Второй мировой войне. Раньше мы тоже проводили исследования по делам, когда, к примеру, человека избили или убили по мотивам национальной ненависти, то есть речь шла о конкретном преступлении и его мотивах, а сейчас другая ситуация. Ведь 282-я статья, по сути, предусматривает ответственность за мыслепреступление. Человека судят не за то, что он сделал по каким-то мотивам, а именно за ненависть, за взгляды, за слова. С этим и связано огромное количество лингвистических экспертиз и заключений.

– Они и становятся доказательством преступления?

– Именно, у прокурора никаких других доказательств нет. Приходит лингвист в штатском и рассказывает, что на самом деле за этими словами скрывается разжигание вражды. Или взять дело Светланы Прокопьевой, журналистки из Пскова, в чьей статье нашли оправдание терроризма. Это вся доказательная база. Никого искать не надо – достаточно заказать у такого эксперта исследование, чтобы с ним пойти в суд. Иногда кажется, что других преступлений нет, сплошь и рядом судят людей, которые что-то не так сказали. По «Новому величию» рассмотрение длится уже несколько месяцев.

– Вы были экспертом по этому делу?

– Я готовила заключение специалиста, которое заказала адвокат Ани Павликовой. Мы как раз на днях были в суде, когда от Кости Котова, мужа Ани, пришло сообщение, что его этапировали во Владимир. Я тоже ему писала заключение, но там вообще судья отказался слушать. Это, я считаю, нарушение права на защиту, в моей практике такое в первый раз. В текстах, которые у Котова изъяли при обыске, всё мирно, никаких призывов к насильственным действиям нет и в помине. Все тексты в духе: «Милосердие – вот то, к чему мы призываем».

– А какие тексты Ани Павликовой вы анализировали?

– Её телефонную переписку с человеком по имени Руслан Д., как потом оказалось, он был провокатором. Аня тихая, добрая девочка, немножко не от мира сего. На суде её матери задали вопрос: на какой почве общались члены «Нового величия»? Мама рассказала, что у них были общие интересы: Аня очень любит животных, она работает санитаром в ветлечебнице, другая девочка, Маша Дубовик, училась на ветеринара, а Костыленков разводит кроликов. Какая террористическая организация?

Телефон был оформлен на имя мамы, поскольку девочка была на тот момент несовершеннолетней. Переписка небольшая и, казалось бы, пустяковая, но маму она насторожила, поэтому они пытались с адвокатом приобщить её к делу и обратились к специалисту, чтобы её проанализировать. Если моё заключение хотя бы на миллиметр поможет Ане, будет хорошо.

– И что вы увидели в этой переписке?

– Там действительно эта несчастная Павликова пытается уйти, как-то отстраниться от «Нового величия», а провокатор оказался очень ловким манипулятором. Я проанализировала приёмы речевой манипуляции, при помощи которых он её опутывает. Когда рассказывала об этом в суде, прокурор страшно злился, но судья, по-моему, слушал с интересом.

– А можете привести примеры?

– Ну, например, она ушла, а он уговаривает её вернуться, используя разные приёмы давления. Аня не хочет ходить на собрания и готова делать что-то другое. Она говорит, что может листовки клеить. Руслан отвечает: листовки хорошие, ты молодец, в общем, ждём тебя завтра. Он настаивает: ты приходи бесплатно, зачем тебе лишние деньги тратить? (Они скидывались по 200 рублей на аренду помещения.) По переписке видно, что Аня не может вести конфликтный диалог, чувствует себя не очень уверенно, ей трудно сказать «нет». Там есть неявные вещи, которые неспециалисту не видны.

Я сделала такую интересную штуку: разобрала её и его реплики, и выявились разные роли и совершенно разные установки. Аня: я за всё хорошее, да, как скажешь, извини, пожалуйста. Она не умеет сопротивляться, избегает конфликтов, а у него сплошные императивы, то есть он оказывает на девушку давление: мы все тебя просим! Применяет моральный шантаж: если ты не хочешь ходить из-за того, что ты обиделась на такого-то, я его накажу, его не будет.  Когда человеку приводят такие доводы, у него возникает чувство вины, что кто-то пострадает из-за него. В общем, материал небольшой, но в нём видна вся структура взаимоотношений. Руслан Д. проявляется как ловкий манипулятор, он умеет втягивать, не говоря о том, что он гораздо старше Ани по возрасту.

– Судебная лингвистическая экспертиза, как и любая другая, априори должна быть независимой, но, к сожалению, зачастую она обслуживает интересы обвинения. Зависит ли результат от того, кто ставит задачу перед экспертом – адвокат или следователь?

– Адвокат не может заказать экспертизу (по этому поводу было решение ЕСПЧ о том, что происходит нарушение равенства сторон в процессе). Экспертизу назначает суд, но адвокат может заказать заключение специалиста. С независимой экспертизой у нас большие проблемы. Экспертов унижают, иногда запугивают, на них давят. Крайний случай был с химиком Ольгой Зелениной, которую обвиняли в пособничестве в контрабанде наркотиков в рамках «макового дела». Она как специалист давала разъяснение по поводу методики определения количества веществ в пищевом маке.  Зеленина была арестована, сидела, кстати, одно время в одной камере с Толоконниковой, потом вышла под подписку о невыезде. Несколько лет всё это продолжалось, пока не развалилось дело, уже и ФСКН прекратила своё существование, а дело всё длилось. Ей присудили компенсацию 700 тысяч рублей, что, конечно, не стоит потерянных шести лет жизни.

– Случай Зелениной, когда специалиста наказали за его экспертное мнение, наверное, стал предостережением для профессионального сообщества?

– Мало кто готов участвовать в громких делах, потому что тебе звонят на работу, пугают начальство: «Это позиция института?» Или: «А вы знаете, где сейчас ваш сотрудник: он в отпуске или в командировке?» Мне лично не угрожали, но в институт звонили. Сейчас пробивают законопроект о лицензировании экспертов. Сегодня по закону об экспертной деятельности любое лицо, имеющее соответствующую квалификацию, может провести исследование. А лицензирование, переаттестации… Кто будет их проводить?
И человек окажется зависимым, потому что ему скажут: «Если ты не будешь проводить правильную экспертизу, то не пройдёшь переаттестацию!» Это будет гвоздь в крышку гроба независимой экспертизы, ведь зачастую это единственный шанс защитить людей.

– Недавно был скандал в связи с делом студента ВШЭ Егора Жукова, которому сначала вменили участие в массовых беспорядках, но затем обвинение переквалифицировали на призывы к экстремизму. А поводом стали записи из его видеоблога, в которых, на взгляд следствия, содержится «политическая ненависть и вражда к власти».

– Это дело основано исключительно на лингвистической экспертизе. Суд по делу Егора Жукова отказался слушать трёх специалистов-лингвистов, и вот на этой неделе отклонил и четвёртого – меня. Егора Жукова обвиняют в экстремизме на основании нескольких роликов, хотя студент – пропагандист мирного ненасильственного протеста. В своих роликах он как раз объясняет, что такой протест гораздо эффективнее насильственного, что надо творчески подходить к поиску разнообразных форм протеста. Спасибо «Новой газете», которая опубликовала официальную экспертизу и наш отзыв на неё, под которым подписались академики, члены-корреспонденты РАН и я, как специалист, имеющий большой опыт в судебной лингвистике. Мы разобрали это заключение (кстати, это ещё не худший образец жанра).

– Официальным экспертам всё-таки удалось найти злополучные призывы?

– Там есть такое высказывание: «Надо хвататься за любые формы протеста», из чего эксперт делает вывод, что, если любые, то в том числе и насильственные. И ещё фраза: «Делай всё, на что ты способен». Здесь увидели скрытый смысл – призывы к свержению. Мы пишем, что такие слова, как «любой» и «всё», в естественном языке работают немного другим образом. Когда молодой человек говорит девушке: «Я сделаю для тебя всё», это не значит, что он обещает ей взорвать соседний дом, чтобы у неё был лучше вид из окна, или реально убить «соседей, что мешают спать». Или когда человек говорит: «Я буду рад любому подарку!» – никто же не думает, что он будет рад, если ему принесут дохлую крысу! Понятно, что эти слова нужно понимать в контексте. А контекст однозначный: Егор Жуков в каждом своём ролике многократно повторяет слова «ненасильственный протест». Параллельно с нами лингвисты из Высшей школы экономики делали заключение для следствия – наша аргументация оказалась поразительно похожей. И «Новая» это тоже опубликовала. И очень важно, что люди увидели, как строятся подобные обвинения.

– Увы, в последние годы расплодилось немало экспертов без профильного лингвистического образования, обслуживающих следствие и суд. Их называют «экспертами по вызову»…

–Безусловно, среди специальных экспертов, которые привлекаются органами следствия, много людей, не имеющих профильного образования. Суды это принимают. Ну вот, например, знаменитая Наталия Крюкова, которая пишет в огромных количествах лингвистические экспертизы про экстремизм. Она по образованию преподаватель математики, но считает, что «по сути математика и лингвистика – это одно и то же». Это примерно, как если человек с дипломом филолога возьмется за экспертизу ДНК.

Лингвистика в таком уязвимом положении, потому что многие люди считают, что если они носители русского языка, то имеют право проводить лингвистические исследования. Экспертиза обычно делается в рамках ведомственной науки, которая к академической науке никакого отношения не имеет.

Но часто те же люди, которые занимаются обычной лингвистикой, пишут статьи и выступают на конференциях, за деньги пишут чудовищные заказные экспертизы, считая, что никто не прочтёт, не увидит и не узнает. Теперь, после публикации экспертизы по делу Егора Жукова, они должны понимать, что и прочтут, и узнают. Как после такого прийти на серьёзную научную конференцию? Может быть, это кого-то остановит…

– Бывают и совсем анекдотические случаи!

– Обхохочешься! Особенно часто это встречается в экспертизах, написанных штатными «лингвистами» без профильного образования. Мой любимый пример – экспертиза, которая была сделана для обоснования того, что произведение нужно включить в список экстремистской литературы. Там вообще – то Коран внесут, то Ветхий Завет. Тут была книжка о современной каббале, в которой речь идёт о самоусовершенствовании. Книжка сложная, эксперт читал, ничего не понимал, пока не увидел знакомое слово «холокост»! По мнению «специалиста», это может возбудить ненависть у евреев против других народов, которые в этом участвовали. Поэтому книжку надо запретить.

– Вспомнила перформанс рэпера Оксимирона «Сядь за текст» – публичные чтения классиков русской литературы, в чьих произведениях «судья» находил призывы к насилию. Сам Оксимирон получил «наказание» за декламацию отрывка из «Горя от ума», в котором усмотрели клевету…

– Крамолу можно отыскать в стихотворении Лермонтова «Прощай, немытая Россия», а уж ода «Вольность» Пушкина с его обращением к «самовластительному злодею»: «Тебя, твой трон я ненавижу, / Твою погибель, смерть детей / С жестокой радостию вижу…» Куда там блогеру Синице до него?

– Сегодня суды завалены исками к СМИ о защите чести и достоинства. Наши люди очень обидчивые, особенно чиновники…

– Один чиновник требовал лингвистическую экспертизу в связи с тем, что в газете написали, что он «прошмыгнул». Есть постановление пленума Верховного суда, где разъяснено, что являются порочащими не любые неприятные сведения, а ложные утверждения о совершении аморального или противоправного поступка. Хотя нередко судам это не мешает принимать решение в пользу такого обиженного. На днях прочитала, что ЕСПЧ присудил Лимонову компенсацию по проигранному им некогда иску за фразу «Московские суды подконтрольны Лужкову». А в своё время слово «подконтрольны» признали порочащим сведением и присудили Лимонову выплатить полмиллиона рублей компенсации. Я выступала в суде как специалист по этому делу.

– Истцы нередко требуют в качестве компенсации астрономические суммы.

– Сейчас часто назначаются такие штрафы и компенсации, которые человека уничтожают. Неприятно, когда критику пытаются представить как распространение порочащих сведений и с помощью статьи о защите чести и достоинства заткнуть рот тем, кто тебя критикует. Градозащитникам не нравится, что вырубаются леса, рощи, разрушаются дома, а человек, который это устроил, подаёт в суд и требует огромных компенсаций. Размер выплат должен быть радикально снижен. Недавно было совсем возмутительное дело, когда журналистке Ксении Лученко присудили выплатить 400 тысяч рублей ровно за одно слово «связаны», относящееся к семье проректора МГИМО в статье о сносе исторического дома Черниковых в Хамовниках и выселении из парка Трубецких детского дома творчества. Было разъяснение, кажется, Верховного суда, что назначение компенсаций не преследует цели разорить человека, но сейчас именно разоряют и душат.

– Ирина, ваше кредо: нельзя судить за мысли.

– Я высказываюсь в данном случае не как лингвист, а как человек: 282-я статья УК РФ должна быть отменена. Или полностью декриминализована.

– Нельзя судить за мысли и высказывания, но в западноевропейских законодательствах тоже есть ограничения свободы слова. Попробуйте высказать сомнения в существовании холокоста в Германии!

– Ну, есть люди, которые сомневаются в реальности холокоста, что и травмирует других людей. Это, конечно, совершенно понятно и в моральном отношении кажется бесспорным, но закон открыл ящик Пандоры.
Почему бы тогда не сделать статью об искажении роли СССР во Второй мировой войне? Об уголовном преследовании за другие неправильные мысли? Кстати, есть европейская традиция, а есть ведь и американская, где существует Первая поправка к Конституции, декларирующая, что свобода слова — ценность очень высокого уровня.

– Ирина, дайте, пожалуйста, совет пользователям соцсетей, как выбирать выражения, чтобы не попасть под раздачу.

– Например, одна дружественная мне газета, когда публикует острые материалы, предварительно пересылает их мне, а я вставляю всякие «мы считаем», «вероятно» и т.д., чтобы по возможности обезопасить их от судебных исков. Ну, надо понимать, что, скажем, матерные слова в отношении какого-то конкретного лица могут быть опасны. Угроза – сложное понятие. Если мы обратимся к делу Синицы, его пост был отвратителен, но угрозы не содержал. Потому что угроза предполагает, что человек имеет возможность совершить преступление, поэтому есть основания отнестись к этому серьёзно. Что, кстати, не помешало осудить Синицу именно за угрозы.

В любом случае, с угрозами и фразами, которые могут быть восприняты как угрозы, нужно поаккуратнее – это уголовная статья. Если человек нарочно хочет рискнуть, удаль проявить, пройти по лезвию бритвы – это одно, но если он просто не может молчать, потому что в нём все кипит, то пусть он перед тем, как нажать кнопку «опубликовать», призовёт на помощь здравый смысл и попытается взглянуть отстраненным взглядом на свою публикацию. К сожалению, сегодня мы наблюдаем мощную тенденцию преследования за слова.

Марина Айрапетян, член Московской коллегии адвокатов «Железников и партнёры», рассказала Адвокатской газете о практике ЕСПЧ, касающейся участия защиты в получении экспертного доказательства.

В российской судебной практике защита часто ограничивается в правах при рассмотрении вопроса, требующего специальных знаний. Как правило, эта – порой решающая – часть предварительного расследования отдаётся на откуп следователю или максимум – суду. Защитник фактически устраняется из данного процесса – следователи позволяют себе знакомить защиту с постановлением о назначении экспертизы с существенным опозданием, что делает ознакомление бессмысленным. Участие защитника в проведении исследования является в глазах правоохранителей скорее чем-то крайне экзотическим и чуть ли не незаконным. Даже в наличие давно закреплённого права на привлечение специалиста суды как будто всё ещё не могут поверить.

Однако у Европейского Суда по правам человека на этот счёт иное мнение, которое было сформировано в многочисленных постановлениях, в том числе принятых по жалобам против России. Несмотря на характеристику именно судебной стадии процесса как состязательной, ЕСПЧ неоднократно отмечал, что справедливость разбирательства распространяется на судопроизводство в целом и охватывает в том числе стадию предварительного расследования. Как подчеркивает Страсбургский суд, права защиты должны быть обеспечены в течение всего процесса – в том смысле, что хотя бы в одной из стадий они должны быть реализованы.

Защита может участвовать в получении экспертного доказательства двумя способами. Первый – участие в проведении государственной экспертизы (назначенной стороной обвинения или судом, причём ЕСПЧ выказывает различную степень доверия к этим видам экспертизы). Второй – проведение собственного экспертного исследования.

Право на участие в проведении госэкспертизы

Как было упомянуто, Европейский Суд, в отличие от российского законодателя, видит различие между экспертизой, проведённой по назначению стороны обвинения, и судебной экспертизой. Так, в деле «Stoimenov v. The former Yugoslav Republic of Macedonia» экспертиза была проведена по инициативе органа расследования, в связи с чем, по мнению ЕСПЧ, у стороны защиты могли возникнуть обоснованные сомнения в объективности экспертного учреждения. Поскольку предмет исследования – наркотическое вещество – было изъято в ходе расследования, у заявителя не было возможности провести его собственное исследование, в связи с чем суд должен был назначить повторную экспертизу. В то же время Европейский Суд подчеркнул, что назначение судом эксперта, являющегося сотрудником организации, раннее дававшей заключение стороне обвинения, само по себе не является нарушением прав защиты.

Эксперт, назначенный судом, выступает не в пользу какой-либо из сторон спора, а как независимый эксперт, содействующий суду в вопросах, на который тот сам ответить не может. Несмотря на то, что заявитель в указанном деле не мог представить мнение частного эксперта, именно благодаря данному обстоятельству ЕСПЧ не установил нарушение ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Конвенция). Кроме того, защита могла задавать эксперту вопросы после проведения исследования. Возможность допросить эксперта, подчеркнул ЕСПЧ, является проявлением права на перекрестный допрос свидетеля.

Право на проведение альтернативной экспертизы (собственной или требование назначить повторную через суд) зависит от следующих факторов: важности экспертизы для дела, серьёзности сомнений в достоверности имеющегося заключения, технической возможности проведения экспертизы.

Техническая возможность участия защиты в экспертном исследовании

ЕСПЧ также ввёл понятие «практической трудности» участия защиты в проведении экспертизы, что делает её невозможной или нежелательной.
Так, при наличии технической возможности вовлечь обвиняемого в её проведение ему должно быть обеспечено право присутствовать при исследовании, давать комментарии, вносить предложения, исследовать первичные материалы. Право в дальнейшем оспорить доказательства не может компенсировать отсутствие возможности влиять на ход экспертизы.

В гражданском деле «Mantovanelli v. France» заявителю отказали в участии в экспертизе, хотя технических препятствий к этому не было. Требовалось установить наличие или отсутствие причинно-следственной связи между действиями врачей и ухудшением здоровья заявителя, для чего экспертам нужно было опросить свидетелей (медиков) и изучить документы. При таких методах исследования ничто не мешало допустить заявителя к проведению экспертизы. Кроме того, ему не сообщили дату проведения экспертизы, он не мог задать свои вопросы. Ни на одной из стадий процесса заявитель не имел возможности выразить мнение по вопросам экспертизы. Высказаться он смог лишь после составления отчёта, но этого было недостаточно. В проведении дополнительной экспертизы на судебной стадии также было отказано, хотя экспертиза имела решающее значение для дела.

Согласно позиции Конституционного Суда РФ, необходимость присутствия тех или иных лиц при производстве судебной экспертизы и дачи ими объяснений эксперту обусловлена прежде всего потребностями качественного проведения экспертизы, связанными с её конкретным предметом. Таким образом, данное право не связывается с возможностью защиты следить за процессом и методами исследования.

Право на представление собственного «экспертного» доказательства

ЕСПЧ высказался довольно подробно по данному вопросу в Постановлении по делу «Khodorkovskiy and Lebedev v. Russia». Национальный суд не принял письменные и устные «экспертные доказательства», как их называет Европейский Суд (согласно российскому законодательству – заключения и показания специалистов). Суд подчеркнул, что национальные суды наделены правом усмотрения при принятии представляемых доказательств – например, если они не относимы к предмету разбирательства. Так, часть отклонённых представленных защитой заключений касались правовых вопросов. В связи с этим ЕСПЧ, сославшись на принцип iura novit curia («суд знает законы»), согласился, что данные вопросы входят в компетенцию суда, а потому заключения являлись бесполезными и не отвечали критерию относимости.

Другая часть представленных исследований касались вопросов экономического анализа и бухгалтерского учёта, однако суд отказался приобщать их к материалам дела, не отделяя от правовых заключений. ЕСПЧ указал, что такой неизбирательный подход угрожает нарушением прав защиты.
Что касается отказа суда принять доказательства, продиктованные их содержанием, ЕСПЧ согласился с возможностью и правомерностью такого усмотрения, однако подчеркнул, что отказ, мотивированный лишь формой доказательства, нарушает принцип равенства сторон. Защита, пояснил он, должна иметь возможность быть активной, т.е. представлять доказательства.

Экспертиза со стороны обвинения проводилась на предварительном расследовании (на несостязательной стадии) и в рассматриваемом случае без участия защиты, которая была ознакомлена с постановлениями о назначении экспертизы уже после её проведения. Таким образом, защита была лишена возможности заявить отвод экспертам и сформулировать свои вопросы.

Теоретически защита может оспорить экспертные заключения обвинения и ходатайствовать о проведении новой экспертизы. Однако для этого ей необходимо убедить суд, что экспертиза неполная или проведена с недостатками. Это дополнительное бремя было отягощено отсутствием возможности вызвать некоторых экспертов и поставить под сомнение их компетентность. Защита намеревалась задать вопросы, касающиеся использованных экспертами методов исследования, однако суд отказался вызывать экспертов на допрос, мотивировав тем, что такое «сакральное» занятие, как оценка доказательств, дозволено только суду в совещательной комнате.

ЕСПЧ проникся трудностями защиты и отметил, что оспорить экспертное заключение без помощи другого эксперта проблематично. Таким образом, права просить суд назначить другую экспертизу недостаточно. С учётом этого ЕСПЧ сделал важный вывод: для эффективной реализации данного права защита должна иметь возможность представить своё «экспертное доказательство».

По мнению национального суда, защита не обладала правом на сбор такого доказательства, как заключение специалиста. Кроме того, последний был предупреждён адвокатом о его правах и обязанностях, однако адвокатский статус не даёт полномочия делать такое предупреждение – это прерогатива следователя и суда. Также в качестве основания для отказа суд указал, что специалисты сделали вывод на основе фотокопий документов и у них не было доступа к оригиналам материалов дела.

ЕСПЧ обеспокоился существующим в российском уголовном процессе различием в статусе эксперта и специалиста. Порочную практику отечественных судов отвергать заключения специалиста на том основании, что он – не эксперт, Страсбургский суд признал сомнительной.
Он указал, что упомянутая интерпретация национальным судом положений УПК РФ привела к дисбалансу между защитой и обвинением в области сбора и представления доказательств и, таким образом, нарушила принцип равенства сторон, а следовательно, – право на справедливое судебное разбирательство.

Выводы

Конвенция не требует гарантий участия защиты при получении экспертного доказательства во всех формах и на всех стадиях. Важно, чтобы хотя бы один раз в течение всего процесса сторона защиты имела возможность аргументированно выразить своё мнение по вопросу, имеющему существенное значение хотя бы для одного пункта обвинения.

Однако возможность восстановить пошатнувшееся равновесие путём проведения повторной (альтернативной, параллельной) экспертизы (как при назначении судом, так и по инициативе и силами стороны защиты) во многих случаях отсутствует. Так, подлежащий исследованию материал может быть израсходован или сторона защиты не имеет к нему доступа, число экспертов – быть весьма ограниченным при рассмотрении вопросов узкопрофильной специализации. В связи с этим полагаю необходимым обеспечить реальное участие защиты при проведении экспертизы стороной обвинения на стадии предварительного расследования – как при назначении экспертизы, так и во время её проведения.

Анализируя практику ЕСПЧ и законодательство европейских государств по вопросу участия защиты в проведении экспертизы, некоторые из зарубежных авторов приходят к выводу, что допуск стороны защиты во время проведения экспертизы – т.е. «до установления фактов», а не после, предоставляет ей больше гарантий.

Несмотря на то, что российское законодательство теоретически предоставляет защите указанные права, их нарушение не влечёт каких-либо процессуальных последствий. Однако важно помнить: настаивать на нарушении равенства и справедливости можно и нужно, если экспертиза имеет важное, а лучше – решающее для дела значение.

Новая газета стала основной платформой, где учёные-лингвисты выражают своё мнение по поводу экспертизы, проведённой экспертом ФСБ по делу Егора Жукова. Приводим текст очередной публикации, в которой представлена рецензия, подготовленная профессионалами в области судебной лингвистики.

«ОТ РЕДАКЦИИ
Студент Высшей школы экономики Егор Жуков внесён в список экстремистов и террористов. Это внесудебная репрессия, которая надолго, если не навсегда отравляет жизнь человека и его родственников. Егор пострадал из-за того, что в отношении него возбуждено дело по статье 280.2 УК РФ – призывы к экстремистской деятельности с использованием Интернета.
А само это дело юридически стало возможным благодаря экспертизе, проведённой в спеццентре ФСБ экспертом Коршиковым. Мы публиковали этот документ и заключение на него, подготовленное по просьбе редакции ведущими отечественными филологами, в том числе академиками РАН.

Сегодня мы публикуем заключение, подготовленное группой лингвистов из Высшей школы экономики. По выводам оно согласуется с отзывом академиков, однако обращает внимание и на новый аспект, который позволяет иначе взглянуть на роль эксперта ФСБ Коршикова и специфику его работы над экспертизой по уголовному делу Егора Жукова. Одно дело, когда эксперт интерпретирует реальные высказывания обвиняемого так, что в них якобы появляется экстремистская составляющая. И совсем другое, когда он дописывает в цитаты блогера собственные слова, не отделяя их специальными знаками препинания, так, что они становятся якобы высказываниями самого блогера. И это не просто слова, а фактически скрытые цитаты из другого текста, а именно, ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности».

«Содержанием призыва Коршиков считает пересказ книги Шарпа в первых двух роликах. Из списка мирных методов протеста, эксперт выделяет несколько “незаконных”. Например, № 90 – отказ от уплаты налогов, № 140 – изготовление фальшивых документов, № 144 – препятствие работе учреждений. В последнем случае эксперт Коршиков самостоятельно дописывает уточнение: “частным случаем является воспрепятствование работе избирательных комиссий”. Так как избирательные комиссии являются учреждениями, то из пересказа Жуковым предлагаемой Шарпом формы ненасильственного протеста – препятствие деятельности учреждений, эксперт Коршиков делает вывод о том, что Жуков призывает к воспрепятствованию деятельности избирательных комиссий».

Ещё раз – ни о каких избирательных комиссиях Жуков не говорил, эксперт самостоятельно «подбрасывает» их в текст. Очевидно, силовики сделали совсем неправильные выводы из дела Голунова. А также из первого дела Егора Жукова (об участии в «массовых беспорядках»), которое пришлось прекратить после публикации «Новой газетой» фото- и видеосвидетельств, доказывающих: действия, инкриминируемые Жукову, 27 июля совершал совсем другой человек.

Безусловно, с таким качеством экспертизы никаких перспектив у «экстремистского» дела Жукова нет. Оно должно быть немедленно прекращено. Как и все дела против участников мирных акций протеста в Москве в июле-августе 2019 года.

Сопроводительное письмо к заключению специалиста

4 сентября в интервью радиостанции «Эхо Москвы» адвокат Егора Жукова Илья Новиков обратился к лингвистам Высшей школы экономики с просьбой оценить результаты официальной лингвистической экспертизы видеороликов Егора, на основании которых ему предъявлено обвинение. Новиков подчеркнул, что речь идёт о научной оценке качества лингвистического анализа: «Раз следствие пришло на территорию студентов, на территорию науки, то весь разговор идёт о том, что наука лингвистика думает о тех или иных высказываниях». Мы связались с Ильей Новиковым и предложили сделать научную рецензию на эту экспертизу.

Экспертиза или часть следствия

Мы ожидали, что, возможно, мы будем не согласны с выводами эксперта, возможно, нам покажется не вполне убедительной доказательная база, наверное, мы как учёные сможем предложить альтернативные подходы к анализу материала… То, что мы увидели в экспертизе, вообще не имеет отношения ни к лингвистике, ни к экспертизе, ни к науке. Здесь нет анализа высказываний, нет аргументации, нет инструментария, нет даже ссылок на авторитетные источники, хотя бы на словари.

Этот текст – подмена. За лингвистическую экспертизу выдается манипуляция, словесные фокусы с перемешиванием словосочетаний и цитат,
в результате которого «эксперт», как кролика из шляпы, вдруг извлекает утверждение, что Егор Жуков призывает к вооруженному восстанию и другой противозаконной деятельности.

Наша рецензия приобрела иной смысл. Она стала касаться не только конкретного дела Егора Жукова. Мы как учёные несём ответственность за то, что говорится от имени науки. Мы обязаны противостоять мракобесию, подменяющему научную экспертизу, в особенности если речь идёт о жизни и свободе конкретных людей.

Наша рецензии написана тем профессиональным языком, которым обычно пользуются лингвисты, и потому, возможно, будет трудна для восприятия. Поэтому ниже мы объясняем в более доступной форме суть манипуляций, которые проделывает эксперт А.П. Коршиков, подписавший заключение официальной экспертизы.

Прежде всего, следователь ставит перед экспертом вопрос о том, можно ли с точки зрения лингвиста найти в видеозаписях Жукова призывы к незаконной деятельности. Но почему и каким образом лингвист может ответить на этот вопрос?

Эксперт-лингвист исследует смысл, выражаемый с помощью языка. Этот смысл может быть выражен явно или имплицитно, но это всегда смысл языковых единиц – слов, предложений, текста. И этот анализ не имеет отношения к правовой оценке смысла, переданного с помощью языковых единиц. Иными словами, наука лингвистика не знает никаких методов анализа, позволяющего установить соответствие смысла языковых единиц Уголовному кодексу или каким-то иным понятиям законности. Это дело юристов. Однако эксперт Коршиков берётся именно за такую задачу.

Метод оптовой оценки

Общая идея экспертизы проста и соответствует поставленной задаче: нужно найти призыв, а потом в призыве найти что-то незаконное. Для того чтобы обосновать, что высказывание является призывом, эксперт должен показать, что цель высказывания была побудительная: автор имел целью, чтобы слушатель, услышав высказывание, сделал именно то, о чём в нем говорится. Доказательство побудительности – тонкая и сложная процедура, требующая рассмотрения широкого контекста высказывания, речевой ситуации (к кому и как обращался автор), толкования значения слов, исключения альтернативных интерпретаций (например, что это не призыв, а просто мнение автора). Доказательство наличия призыва чрезвычайно важно для дальнейшей юридической квалификации высказывания.

Коршиков поступает просто. Сначала он приводит подряд шесть цитат из разных роликов (в том числе тех, которые не будут в дальнейшем предметом экспертизы) и квалифицирует их как призывы. В его списке смешаны вырванные из контекста высказывания, которые призывом являются, и те, которые являются выражением мнения, хотя и используют аналогичные грамматические формы. Например, фраза «тебе нужно немедленно помыть руки», скорее всего, является побуждением и может быть в определённых коммуникативных обстоятельствах интерпретирована как призыв. А фраза «из этого следует, что нужно мыть руки» – нет, поскольку здесь всего лишь выражается мнение о причинно-следственных взаимосвязях.

Вместо скрупулезного анализа смысла каждого высказывания Коршиков смешивает их в одном списке, чтобы произвести их «лингвистическую квалификацию» оптом. Такая «оптовая» квалификация необходима, чтобы считать доказанным наличие призыва там, где могут быть разные прочтения, или его вовсе нет.

Коршиков использует еще один список из десяти цитат, в которых Жуков выражает недовольство властью, или, как пишет эксперт, испытывает «политическую ненависть». Смысл выписывания цитат подряд состоит в том, чтобы далее сформулировать некое обобщённое отношение Жукова к власти – мотив «политической ненависти».

Заметим, что само понятие мотива, как и квалификация «политическая ненависть», находится за пределами лингвистической аргументации. Лингвисты могут говорить о значении определённых выражений или высказываний. Коршиков, таким образом, выводит некий «архетип» высказываний Жукова: его ролики являются призывами-воззваниями к смене власти, сделанными по мотивам политической ненависти. Такой подход изначально некорректен: каждое высказывание должно оцениваться в его конкретике и контексте, смысл высказывания из одного текста не может быть выведен из смысла высказываний из других текстов. После создания общей конструкции эксперт последовательно разбирает два кейса, которые лягут в основу его выводов.

Принцип избыточной законности

Первый вывод Коршикова состоит в том, что в одном из роликов Жукова есть лингвистически установленные призывы борьбы с властью в России путём её насильственного захвата или вооруженного мятежа. В ролике Жукова, который рассматривается как материал для представленного вывода, действительно присутствует призыв в лингвистическом понимании термина. Жуков призывает слушателей «хвататься за любые формы протеста и делать всё, на что способны». Но ни значение существительного «протест», ни смысл конструкции «делать всё, на что способен» не подразумевают сами по себе насильственных действий. В словарном описании слова «протест» нет компонента со значением насилия. Протест – это (согласно словарям) «решительное возражение против чего-нибудь». То же самое относится к конструкции «делать всё, на что способен». Когда комментатор футбольного матча выражает надежду, что команда покажет «всё, на что способна», это не значит, что он рассчитывает, что начнется мордобой и потасовка. Указание на насильственные действия должно быть выражено прямо. В противном случае мы имеем дело с недопустимым вменением дополнительного смысла.

В лингвистической науке есть базовая теория об устройстве речевого общения, основные принципы которой в середине XX века сформулировал философ Герберт Пол Грайс. Один из них – принцип количества: изложи не больше и не меньше информации, чем нужно в данном речевом контексте. Эксперт Коршиков, вступая в полемику с Грайсом, декларирует новый принцип общения – принцип избыточной законности. Если вы говорите приятелю «пойдём что-нибудь выпьем», необходимо добавить: «но не яду». Иначе вас можно заподозрить в покушении на отравление. Блогер, призывающий писать «любые комментарии» под размещенным видео, безусловно, призывает к экстремизму, потому что «любые комментарии» могут быть в том числе и экстремистскими. Егор Жуков, по мнению эксперта, видимо, тоже должен был в своём призыве исключить все возможные насильственные формы уличного сопротивления. Итак, в анализе первого ролика Коршиков корректно идентифицирует призыв, но произвольно вменяет Жукову смысл призыва. Обвинительный вывод номер один построен на произвольном вменении.

Операция прикрытия

Второй вывод Коршикова состоит в том, что Жуков в трёх роликах осуществляет призывы к целому ряду незаконных действий: к отказу от уплаты налогов, изготовлению фальшивых документов, препятствованию работе избирательных комиссий и др. И делает это по мотивам политической ненависти или вражды.

Три ролика объединяются экспертом в одно высказывание – тематически связанный «единый объект». Они действительно связаны, сам автор говорит о том, что это серия видеозаписей. Понятие «единый объект» нужно автору экспертизы, потому что в третьем ролике есть конструкция, похожая на призыв, но нет указания на «незаконные действия». А в первых двух – нет призыва или какого-то подобия призыва, но есть указания на действия, которые эксперт считает незаконными.

Первые два ролика посвящены обсуждению списка из 198 методов ненасильственного (что особо подчеркнуто) протеста, опубликованного в книге Дж. Шарпа «От диктатуры к демократии», которая была переведена и издана в России. Перед каждым роликом Жуков размещает обращение к «товарищу майору»: «это видео носит ознакомительный характер и ни к чему не призывает».

В третьем ролике есть конструкция, похожая на призыв («для смены власти в России нужно использовать и другие мирные методы сопротивления»), но призывом не являющаяся. Наличие или отсутствие призыва доказывается с помощью специальных лингвистических тестов. Однако Коршиков, опираясь на свои методы «оптовой квалификации», не только утверждает, что призыв есть, но и распространяет его сразу на все три ролика, игнорируя обращения к «товарищу майору». При этом содержанием призыва Коршиков считает пересказ книги Шарпа в первых двух роликах. Из списка мирных методов протеста эксперт выделяет несколько «незаконных». Например, №90 – отказ от уплаты налогов, №140 – изготовление фальшивых документов, №144 – препятствие работе учреждений. В последнем случае эксперт Коршиков самостоятельно дописывает уточнение: «частным случаем является воспрепятствование работе избирательных комиссий». Такая формулировка дословно совпадает с одним из определений экстремизма статьи 1 федерального закона №114 «О противодействии экстремистской деятельности».

Из текста экспертизы невозможно понять, что в исходном ролике Жукова нет слов про избирательные комиссии: уточнение Коршикова никак формально не отделено от выдержки из списка мирных методов. В этой части экспертного заключения в целом происходит стилистический слом. Экспертиза, и без того небогатая лингвистической терминологией, превращается в обличительный памфлет.

По мнению эксперта, Жуков использует декларацию необходимости мирных методов борьбы для «прикрытия соответствующей агитационной работы», т. е. для призывов к незаконной деятельности по причинам политической ненависти. Политическая ненависть, напомним, унаследована из первоначальных «архетипических» оптовых квалификаций, сделанных по другим роликам. И если в начале экспертизы мы имеем дело не с лингвистическим исследованием, но хотя бы с некой манипулятивной игрой словами, то к её финалу цель работы эксперта формулируется предельно ясно и открыто: Коршиков даёт юридическую оценку гипотезе, которую заранее подразумевает доказанной, и подгоняет выводы под формулировку уголовной статьи. Такой подход вступает в прямое противоречие с идеей лингвистической экспертизы. Эта подмена, столь явная в финале исследования Коршикова, связана с тем, что в своей экспертизе он выполняет не лингвистическое исследование смысла языковых высказываний, а поставленную перед ним следователем задачу: найти в высказываниях Егора Жукова «незаконное» содержание и сформулировать для него обвинение.

Бонч-Осмоловская А.А., Левинзон А.И., Апресян В.Ю., Добрушина Н.Р.
11.09.2019 г.

Заключение специалиста
(РЕЦЕНЗИЯ НА ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЭКСПЕРТА №3/458 ОТ 01.09.2019 г. ПО УГОЛОВНОМУ ДЕЛУ №11902450046000029)

Подготовлено в порядке, предусмотренном п. 3 ч. 1 ст. 53, ч. 3 ст. 80 Уголовно-процессуального кодекса РФ в связи с обращением защитника Жукова Е.С. адвоката Новикова И.С. Специалисты настоящим выражают своё согласие на передачу данного заключения защитой Жукова Е.С. в ГСУ по РОВД СК РФ, на явку по вызову следователя для дачи показаний в качестве специалиста по предмету данного заключения.

Специалисты:
Бонч-Осмоловская Анастасия Александровна, кандидат филологических наук, академический руководитель магистерской программы «Компьютерная лингвистика», доцент Школы лингвистики НИУ ВШЭ, научно-педагогический стаж – 16 лет;
Левинзон Анна Иосифовна, старший преподаватель Школы лингвистики НИУ ВШЭ, научно-преподавательский стаж – 15 лет;
Апресян Валентина Юрьевна, доктор филологических наук, профессор Школы лингвистики НИУ ВШЭ, научно-педагогический стаж – 29 лет;
Добрушина Нина Роландовна, доктор филологических наук, профессор Школы лингвистики НИУ ВШЭ, главный научный сотрудник, руководитель международной лаборатории языковой конвергенции НИУ ВШЭ, научно-педагогический стаж – 26 лет.

Представленная на рецензирование экспертиза проводилась сотрудниками Института криминалистики Центра специальной техники ФСБ экспертом с лингвистической квалификацией Коршиковым А.П. и экспертом по комплексному анализу устной речи Осокиной А.М.

На экспертизу были представлены девять видеозаписей, содержащих обращения Жукова Е.С. Экспертам было предложено ответить на два вопроса в соответствии с их экспертной квалификацией:

Имеются ли с позиции лингвистической квалификации в представленных видеозаписях призывы к незаконной деятельности?
Каково эмоциональное состояние говорящего в представленных видеозаписях?

В рецензии будет рассмотрен ответ эксперта Коршикова А.П., в котором излагаются лингвистические основания квалификации наличия в содержании текстов видеозаписей призывов к незаконной деятельности. Ниже будут представлены 1) общие выводы относительно состоятельности проведённой экспертизы, 2) оценка методологии, использованной экспертом, 3) детализированный анализ валидности результатов исследования и 4) резюме.

1. Общие выводы

Рассматриваемое заключение эксперта не может быть признано состоятельным, поскольку:
1.1. Эксперту поставлена некорректная, находящаяся за пределами лингвистической компетенции задача, сформулированная следующим образом: «Имеются ли с позиции лингвистической квалификации в перечисленных выше видеозаписях призывы к осуществлению незаконной деятельности?»

Позиция лингвистической квалификации позволяет судить о содержании языковых выражений, давать интерпретацию высказываниям в случае возникновения сомнения, характеризовать высказывания по цели речевого акта. Лингвистические методы не позволяют извлечь из содержания текста указания на незаконность действий, которые текст описывает. Правовая квалификация действий не относится к сфере компетенции лингвистического эксперта. (см. Постановление Пленума Верховного суда России №28 от 21.12.2010 «О судебной экспертизе по уголовным делам»).

1.2. Отвечая на поставленный вопрос, эксперт игнорирует базовые методы лингвистического анализа, в частности, домысливает значения слов и выражений, не соотнося их с лексикографическим описанием (например, значение существительного ПРОТЕСТ), не проводит полноценного анализа целеполагания речевого акта, дискурсивного анализа композиции сложного текстового объекта, объединённого из нескольких видеозаписей, даёт правовые квалификации высказываниям из видеозаписей.

1.3. Текст рассматриваемой экспертизы характеризуется избирательностью рассмотрения и анализа языкового материала. Отвечая на вопрос, имеются ли в видеозаписях призывы к незаконным действиям, эксперт исследует только небольшие фрагменты текста, в которых, по его мнению, могут содержаться косвенные указания на одобрение насилия. При этом он оставляет за рамками анализа основной массив видеозаписей, в которых Жуков Е.С. прямо указывает на то, что он не одобряет насильственные действия и посвящает свои видеоролики обсуждению ненасильственной коммуникации граждан и власти. В ряде случаев эксперт игнорирует эксплицитное высказывание автора видеозаписей Жукова Е.С. о целеполагании его обращений («Товарищ майор, это видео носит ознакомительный характер и не преследует цель кого-нибудь к чему-нибудь призывать»). Обоснования выбора фрагментов для анализа в тексте экспертизы не представлены. Отсутствует также количественное описание соотношения выбранных для анализа высказываний, высказываний с явно представленным неодобрением призывов к насилию и общего объёма текста.

1.4. Текст экспертизы в ряде случаев не соответствует канонам представления экспертного заключения. В частности:
а. Научные термины заменяются лексикой с широким неопределённым значением. Так, говоря о проблеме присутствия в тексте имплицитных призывов к незаконным действиям, эксперт использует понятие «прикрытие» («…декларация необходимости использования только ненасильственных методов в борьбе за смену власти в России в Обращении используется для прикрытия соответствующей агитационной работы Жукова Е.С. на видеохостинге “Youtube”» – с. 15 экспертизы). Совершая такую замену, эксперт снимает с себя обязанность демонстрировать в высказываниях Жукова Е.С. работу конкретных лингвистических механизмов, порождающих неявные смыслы, и ограничивается бездоказательным утверждением о том, что такие смыслы присутствуют.

b. В тексте экспертизы присутствует оценочная и эмоционально окрашенная лексика (слова, выражающие отношение автора к описываемым явлениям). Так, анализируя концепт «самосожжение», эксперт называет его «одним из самых варварских способов ухода из жизни». Оценочная лексика переводит сделанные выводы из разряда объективных результатов в категорию субъективного мнения, что показывает ненаучный характер текста экспертизы.

2. Оценка методологии

Большинство методов из списка использованных методов и приёмов, приведённых на с. 4 экспертизы, были использованы некорректно, без применения необходимых инструментов и процедур.

При использовании метода лексикографического анализа эксперт не приводит полного лексикографического описания значения слова, не сравнивает семантическое содержание разных значений слова и не опирается на контекст при выборе толкования значения слова. Таким образом эксперт анализирует, например, значение глагола «отнять». Он приписывает значению лексемы коннотации с «насильственным действием», не учитывая, что в исследуемом контексте глагол употреблен в составе устойчивого метафорического выражения «отнять права».

При использовании лексико-семантического метода анализа не используются корпусные инструменты анализа для определения и уточнения значения и особенностей употребления слов и словосочетаний. Использование лингвистических корпусов является необходимым и ключевым инструментом лексико-семантического анализа в современной лингвистике, активно применяемым в том числе и в сфере лингвистической экспертизы (Баранов, 2007).

При использовании метода дискурсивного анализа не даётся характеристика рассматриваемых текстов с точки зрения их дискурсивной функции. Дискурсивный анализ предполагает исследование социокультурного контекста, в котором происходит коммуникация (об этом пишет и сам эксперт, говоря об «экстралингвистической стороне текста»). При этом в самом заключении эксперт не описывает ни современный медиаландшафт, ни ситуацию коммуникации, ни взаимоотношения автора и слушателей (адресата и адресанта). Анализ ситуации и позиций участников коммуникации мог бы дать отличную от предлагаемой экспертом интерпретацию: например, из разряда «призыв» текст должен был быть переведен в разряд «передача информации». Сам блог может в контексте современного медиапространства и в контексте профессиональной специализации Жукова Е.С. рассматриваться как типичный просветительский проект; автор блога не побуждает к действию, а доводит до сведения слушателей неизвестные им факты.

Метод интент-анализа, заявленный экспертом, должен использоваться при психологической, а не при лингвистической оценке содержания текста; для применения метода требуется квалификация психолога, а не лингвиста. Интент-анализ является относительно новым и пока мало проработанным методом изучения интенций (намерений) говорящего. «Интент-анализ предусматривает изучение психологического содержания с целью выявления реальных интенций субъектов речевого общения» (Павлова, Гребенщикова, 2017, с. 5). Таким образом, намерения говорящего, не выраженные в тексте напрямую (а именно такие намерения обсуждает эксперт), невозможно достоверно выявить лингвистическими средствами. Не обладая квалификацией проводить психологическую экспертизу, эксперт нарушил методику применения интент-анализа: не произвёл разметки интентов, не провёл оценки согласия аннотаторов для исключения субъективности разметки (см. описание процедуры интент-анализа: Попова, 2011, с. 201). Заметим, что в списке литературы, который приводит эксперт, нет ни одной работы, посвящённой интент-анализу. Тем самым выводы эксперта о намерениях Жукова Е.С., имплицитно подразумеваемых в видеозаписях, были сделаны с грубыми методологическими нарушениями и не могут считаться состоятельными. Кроме того, мы имеем ситуацию, когда на вопрос, требующий оценки с позиции лингвистической квалификации, эксперт отвечает с позиции психологической квалификации.

3. Анализ валидности результатов исследования

В заключении эксперт формулирует следующие выводы исследования:
В обращении Жукова Е.С. в видеозаписи «МИТИНГ 7 ОКТЯБРЯ, ИЛИ КАК СЛИВАЮТ ПРОТЕСТ» с позиции лингвистической квалификации содержится призыв к борьбе с властью в России с произвольным выбором формы протеста, что включает в себя действия насильственного характера, в частности, насильственный захват власти, вооруженный мятеж.

В обращениях Жукова Е.С. «МИРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ВОЗМОЖНА (Доказательства)», «МИТИНГИ. ЧТО ДАЛЬШЕ?» и «БОЙКОТ ВЫБОРОВ – ЭТО ЛИШЬ НАЧАЛО» (рассматриваемых как единый объект) с позиции лингвистической квалификации содержатся призывы к следующим действиям, совершаемым по мотивам политической ненависти или вражды: отказ от уплаты налогов, изготовление фальшивых документов, препятствие работе учреждений (частным случаем является воспрепятствование работе избирательных комиссий), мятеж, изготовление фальшивых денег. Кроме этого имеется призыв к самоубийству через самосожжение.

По нашему мнению, выводы, представленные экспертом, несостоятельны, осуществлены с игнорированием методов лингвистического анализа текста и с сознательным искажением текстового материала (выбрасыванием содержательно значимых и меняющих выводы текстовых фрагментов, дописыванием собственных слов к рассматриваемому тексту без отделения их специальными знаками препинания).

3.1. В обращении Жукова Е.С. в видеозаписи «МИТИНГ 7 ОКТЯБРЯ, ИЛИ КАК СЛИВАЮТ ПРОТЕСТ», вопреки мнению эксперта, не содержится призывов к насильственным действиям. В своих выводах эксперт опирается на следующие цитаты из видеообращения: «с системой нужно жёстко и планомерно бороться», «нужно хвататься за любые формы протеста», «делайте всё, на что способны». При этом эксперт не проводит полноценного лексико-семантического анализа выделенных слов и словосочетаний, не рассматривает всех значений слов или лексических конструкций и не приводит доказательств употребления слова в определённом значении. А именно:

а. эксперт не приводит лексикографического обоснования своей трактовки значения слова ПРОТЕСТ со ссылкой на авторитетные словари. Между тем, согласно словарным статьям, значение слова ПРОТЕСТ не содержит в себе никаких семантических элементов, связанных с насилием. См. толкование существительного ПРОТЕСТ в словарях:

в словаре Ожегова:
ПРОТЕСТ, -а, м. 1. Решительное возражение против чего-н. Заявить п. Демонстрация протеста. 2. Заявление о несогласии с каким-н. решением (офиц.). Принести п. П. прокурора (при выявлении нарушения закона). 3. Официальное удостоверение факта неуплаты в срок по векселю (спец.). П. Векселя.

в словаре Ефремовой:
1. Решительное возражение против чего-л., категорическое заявление о несогласии с чем-либо, о нежелании чего-л.
2. Массовое, коллективное возражение против чего-л., обычно выражающееся в активных действиях.
3. Официальное заявление капитана морского судна об аварии судна или порче груза.
4. Официальное удостоверение факта неуплаты в срок по векселю.

В рассматриваемом контексте существительное ПРОТЕСТ используется в первом из приведённых значений – значении «возражение». Утверждение эксперта о том, что сочетание «любые формы протеста» (т. е. «любые формы возражения») означает также и «крайние насильственные формы протеста», является навязыванием дополнительного смысла, не выраженного в высказывании ни в явной, ни в скрытой форме. У слова ПРОТЕСТ, как видно из словарей, полностью отсутствует семантическая компонента со значением «насилие». Продолжая логику эксперта, можно было бы сказать, что популярная у блогеров фраза «ставьте лайки, пишите любые комментарии» также может быть квалифицирована как подстрекательство к экстремистским высказываниям, поскольку комментарии могут в принципе содержать в себе выражение вражды или ненависти на межнациональной или религиозной почве.

Анализ сочетания «любые формы протеста» эксперту в данном случае следовало бы проводить, опираясь на принципы успешности коммуникации П. Грайса (Grice 1975), в частности, на максиму количества информации: изложи не меньше информации, чем требуется. То есть для призыва к насильственному протесту (вооруженному мятежу, захвату власти) Е.С. Жукову потребовалось бы дополнительно уточнить свою мысль с помощью эксплицитных языковых выражений, поскольку такой призыв не может быть выведен адресатом высказывания из словарного значения слова напрямую. Подобных эксплицитных уточнений в рассматриваемом видеосообщении не обнаруживается.

b. высказывание «с системой нужно жёстко и планомерно бороться» также не может быть интерпретировано как призыв к «жёстким формам борьбы», поскольку эксперт не поясняет значение сочетания «жёсткие формы борьбы» и не показывает, что значение этого сочетания равносильно значению выражения «насильственный захват власти».

Наречие ЖЁСТКО в использованном Е.С. Жуковым сочетании «жёстко бороться» не характеризует специфику действия. Оно выступает исключительно в роли интенсификатора, т. е. указывает на высокую интенсивность действия. Такой вывод подтверждается примерами употребления сочетания, подобранными в Национальном корпусе русского языка (ruscorpora.ru). Из приведённых ниже примеров адресат сообщения не может получить знания о конкретных формах «жёсткой борьбы», однако получает информацию об усилении интенсивности действия:

Банк России очевидно стал жёстче бороться с серыми схемами, неустойчивостью финансовых организаций. В кризис 2008–2009 годов в ЦБ старались больше поддерживать банки, чтобы не допустить системных проблем. Сейчас, когда сектор относительно устойчив, появилась возможность более активно заняться его оздоровлением». [Сирануш Шароян. Путин призвал ЦБ отзывать лицензии с оглядкой на возможности АСВ // РБК Дейли, 2014.07.01]

Рособрнадзор ещё год назад заявил, что будет жёстко бороться с утечками. Получается, что выполнил угрозу? – В этом году мы усилили контроль за процедурой сдачи экзаменов, и родители и ученики серьёзно опасались, что они не преодолеют минимальный порог. [Светлана Субботина. Рособрнадзор: «Ни одной утечки в этом году не было» // Известия, 2014.06.04]

Таким образом, в приведённом экспертом высказывании Жукова Е.С. «борьба» остаётся неопределённым абстрактным понятием. Конкретный содержательный характер «борьбы», а также информация о её формах и качестве не могут быть выведены из языкового материала лингвистическими методами. Утверждение эксперта о том, что приведённое высказывание должно рассматриваться как фактическое доказательство вывода о наличии в тексте обращения Жукова Е.С. призыва к насильственной смене власти и вооружённому мятежу, является необоснованным и не подтверждается лингвистическим анализом компонентов высказывания.

с. высказывание «делайте всё, на что способны», вопреки утверждению эксперта, также не содержит в себе указания на насильственные методы борьбы. Эксперт утверждает, что этот призыв «не содержит ограничений на методы действий, кроме как указания на пределы возможности конкретных исполнителей действий». Однако такая трактовка была вынесена без проведения лингвистического (лексико-семантического и дискурсивного) анализа, необходимого для объяснения смысла данного выражения.

Лексико-грамматическая конструкция ВСЁ/ТО/КТО, НА ЧТО СПОСОБЕН не указывает ни на какие конкретные действия, но обозначает условную совокупность действий, ограниченных общей темой, задаваемой широким контекстом выcказывания. Иными словами, «Х делает всё, на что способен» означает, что «Х производит максимум действий, релевантных для обсуждаемой темы, которые он может в текущих обстоятельствах совершить». Такая трактовка соответствует одному из базовых принципов языка – принципу релевантности (Grice 1975) – и может быть подтверждена примерами из Национального корпуса русского языка, демонстрирующими разнообразие наборов возможных действий, которые могут быть выражены с помощью конструкции НА ЧТО СПОСОБЕН, и ограниченность этих наборов контекстуально обозначенной темой:

Нам всем хочется браться за то, что производит на нас самое великое впечатление. Мы должны от этого воздержаться: надо делать то, на что мы сейчас способны. Я помню, как мне больно было, когда впервые я пошёл к своему духовнику, отцу Афанасию, на исповедь. Я исповедовался ему, сколько умел, честно, и ожидал, что он, монах, мне укажет радикальный путь: «Делай то-то, то-то и то-то». А то, что он сказал, меня поразило и на минуту разочаровало; он мне сказал: «Я тебе укажу, что ты должен был бы сделать, если бы был на то способен». [Митрополит Антоний (Блум). О жизни христианской (1990)].

Покупая подарки, Натан покупал не только женщин – не деньгами, конечно, но вниманием и заботой, а также готовностью тратить время ли, силы, суммы, – он покупал ещё и часы свободы для совести. Ему даже казалось, что он делает для обеих всё, на что способен. И неважно, насколько далеким это было от чьей-то правды. Маленький секрет, о котором никто кроме него никогда не узнает, – одинаковые обои в спальне любовницы и в коридоре их с женой семейной квартиры. [Анастасия Цветкова. Трое без времени // «Сибирские огни», 2012]

Долгожданный финал: двое сильнейших поваров России сразятся за главный приз – три миллиона рублей и звание лучшего повара страны. Участникам придётся показать всё, на что они способны, и доказать, кто из них самого дьявола на кухне не боится. Телеканал «Москва 24», выходные, 00.15 [Наталья Зайцева. Музыка // «Русский репортер», 2013]

Как видно из приведённых примеров, все наборы подразумеваемых действий, на которые имплицитно указывает выражение ВСЁ/ТО, НА ЧТО СПОСОБЕН, принципиально различаются. Употребление выражения ВСЁ/ТО, НА ЧТО СПОСОБЕН в русском языке всегда несёт в себе ограничение на содержание действий, которое определяется с помощью дискурсивного анализа общей тематики широкого контекста.

Тема обращения Жукова Е.С., которой посвящена видеозапись «МИТИНГ 7 ОКТЯБРЯ, ИЛИ КАК СЛИВАЮТ ПРОТЕСТ», задаётся уже в названии (митинги и протесты). В целом текст обращения посвящён оценке Жуковым Е.С. прошедшего митинга в г. Москве и рассуждениям о том, как должен быть реализован протест в форме митинговой активности. Таким образом, митинг как форма протеста является ключевой темой обращения. В этом контексте выражение «делайте всё, на что способны» обозначает совокупность действий, релевантных по отношению к основной теме – митинги как форма протестной активности. Примерами таких действий могут стать организация митинга, участие в митинге, распространение информации о митинге и другие подобные действия, имеющие прямое отношение к протестной активности в форме митинга. Таким образом, рассматриваемое выражение не может быть использовано как лингвистическое доказательство того, что Жуков Е.С. призывает к насильственному захвату власти.

Резюмируя сказанное выше, подчеркнем, что ни один из аргументов, предъявляемых экспертом в пользу представленного вывода о том, что в видеозаписи «МИТИНГ 7 ОКТЯБРЯ, ИЛИ КАК СЛИВАЮТ ПРОТЕСТ» имеется призыв к незаконным действиям в виде насильственного свержения власти, не подтвержден в тексте экспертизы с позиции лингвистической квалификации, т. е. с помощью релевантных, корректно применяемых методов лингвистического анализа с использованием установленных методологией процедур и современных инструментов анализа.

3.2. Выводы эксперта относительно группы видеозаписей «МИРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ВОЗМОЖНА (Доказательства)» (обращение 2), «МИТИНГИ. ЧТО ДАЛЬШЕ?» (обращение 3) и «БОЙКОТ ВЫБОРОВ – ЭТО ЛИШЬ НАЧАЛО» (обращение 4) не являются состоятельными по следующим причинам.

При рассмотрении обращений 2–3–4 эксперт не проводит лингвистического анализа конкретного высказывания побуждения, на котором базируются выводы эксперта, не проводит дискурсивного анализа структуры связей между обращениями 2–3–4, позволяющего определить речевое целеполагание автора для каждого из обращений в рамках единого целого.

На с. 4–5 эксперт приводит рассуждения о целесообразности объединения обращений 2–3–4 в единый объект Обращение. Далее, введя объект Обращение, на с. 14–15 эксперт делает заключение о том, что «в Обращении содержится призыв использовать различные мирные методы сопротивления (см. п. 3 настоящего заключения), используя для этого в частности перечень методов «ненасильственной борьбы». Однако в п. 3 на с 11–12 рассматривается не единое Обращение (обращения 2-4), а отдельные высказывания из обращений 1, 4, 5, 9. В п. 3 эксперт делает общий вывод о том, что приведенные высказывания являются призывами-воззваниями.

Вывод аргументируется перечислением лексем и выражений, допускающих побудительную интерпретацию, общим списком из всех рассмотренных обращений. Таким образом, слова из обращения 1 должны подкреплять аргументацию выражения побуждения в обращении 4, и так далее.

Немотивированное объединение высказываний из обращений 1, 4, 5, 9 в общий массив ведёт к искажению интерпретации целеполагания отдельных обращений: побудительное целеполагание обращения 4 обосновывается экспертом с помощью привлечения грамматических форм повелительного наклонения из обращения 1 и модальными конструкциями из обращений 5 и 9, см. рассуждение на с. 12–13 экспертизы: «Побудительность выражена прямо – глаголами в форме второго лица, множественного числа, повелительного наклонения: «делайте», «не ждите»; косвенно – словами с семантикой долженствования в сочетании с инфинитивами («нужно … бороться и не тратить», «нужно хвататься…, консолидировать», «нужно использовать», «должны бороться», «Нужно бороться»), предикативом «нельзя», выражающим запрет в сочетании инфинитивом, («останавливаться уже нельзя»)».

Не углубляясь в обсуждение обоснованности лингвистической квалификации этих выражений как побудительных в тексте экспертизы, важно подчеркнуть, что из всех приведённых цитат к обращению 4 относится только одно: «нужно использовать». Таким образом, эксперт, делая вывод о том, что единый объект Обращение состоит из трёх отдельных текстов обращений 2–4, не проводит отдельного анализа речевого целеполагания рассматриваемого высказывания «нужно использовать» в обращении 4 и не приводит обоснований трактовки высказывания как призыва. Утверждение эксперта, что рассматриваемое высказывание – призыв, является, таким образом, голословным и необоснованным.

Высказывание из обращения 4 «Какой из этого всего вывод? А вывод очень простой: кроме бойкота выборов, сложно организуемого, и митингов, никому уже не нужных, для смены власти в России нужно использовать и другие методы мирного сопротивления», приводимое в п. 3 на стр. 10–11, рассматривается вне общего контекста монолога Жукова Е.С. Однако приведённая цитата из обращения 4 является не призывом (т. е. речевым актом побуждения к действию), как полагает эксперт, а выражением мнения (т. е. речевым актом убеждения).

Употребление модального предиката НУЖНО с инфинитивом, на который ссылается эксперт, не свидетельствует о наличии побуждения. Перечислим факторы, которые противоречат трактовке рассматриваемого предложения как побудительного.

В лингвистической литературе предикат НУЖНО описывается как указывающий «на отношение говорящего к ситуации, о которой он сообщает», а именно на то, что, с точки зрения говорящего, необходимо для достижения какой-то цели (Падучева 2011). Стандартный пример употребления НУЖНО: Чтобы разжечь костер <Цель>, мне <Субъект цели> нужны спички <Потребность>. Значение побуждения не входит в число стандартных употреблений НУЖНО. Этот предикат может быть интерпретирован как побуждение только в ситуации, когда человек обращается лично к кому-то, причём подразумевается, что этот адресат по статусу ниже говорящего и готов выполнять его распоряжения. Лишь тогда высказывание с предикатом НУЖНО может восприниматься как распоряжение это сделать. Если отсутствует личный контакт и обращение к нижестоящему по статусу, то фраза с предикатом НУЖНО выражает точку зрения говорящего, а не призыв.

В ближайшем контексте высказывания с предикатом НУЖНО в обращении 4 отсутствуют глаголы в форме повелительного наклонения, которые однозначно указывали бы на побудительность высказывания. Искусственное добавление вводных конструкций, выражающих мнение, таких как “я считаю”, “мне кажется”, «я полагаю» не меняет общего смысла рассматриваемого высказывания: «А вывод очень простой: <я полагаю, что> кроме бойкота выборов, сложно организуемого, и митингов, никому уже не нужных, для смены власти в России нужно использовать и другие методы мирного сопротивления».

В приведённой в экспертизе цитате высказывание с модальным предикатом НУЖНО стоит в контексте логического аргументативного построения (Какой из этого всего вывод?) и является выводом из рассуждения, развёрнутого Жуковым Е.С, на предшествующих восьми минутах видеозаписи. Вывод не имеет прямой направленности на адресата, но является частью сообщения, информирующего адресатов о мнении автора.

Тест на целеполагание высказывания с предикатом НУЖНО (Кукушкина и др. 2011 с. 124) показывает, что цель рассматриваемого высказывания – убеждение. Методика теста предполагает экспликацию модальной рамки <Я говорю вам, что хочу, чтобы>, таким образом выявляются допустимые прочтения и эксперт имеет возможность выбрать наиболее правильную трактовку. Теоретически возможны следующие прочтения рассматриваемого высказывания с “я говорю вам, что хочу, чтобы…”:

а) ‘<Я говорю вам, что хочу, чтобы вы знали моё мнение>: нужно использовать и другие методы мирного сопротивления..’ – по (Кукушкина и др. 2011 с 124) высказывание информирующего типа (в ситуации обмена мнениями);
б) ‘<Я говорю вам, что я хочу, (1) чтобы вы знали мое мнение>: нужно использовать и другие методы мирного сопротивления… <и (2) чтобы вы изменили свое мнение, согласились>’ – по (Кукушкина и др. 2011 с 124) высказывание с речевой целью «убеждение» (в пропагандистском тексте);
в) ‘<Я говорю вам, что я хочу, (1) чтобы вы знали мое мнение>: нужно мое мнение>: нужно использовать и другие методы мирного сопротивления…, < и (2) чтобы вы изменили своё мнение, согласились>, <и (3) чтобы вы делали то, о чём я говорю> (…)’ — по (Кукушкина и др. 2011 с 124) высказывание-призыв (в ситуации митинга).

Поскольку рассматриваемая в экспертизе ситуация речевого общения относится к типу б) — пропагандистский текст, смысл высказывания “для смены власти в России нужно использовать и другие методы мирного сопротивления” следует трактовать как убеждение, а не как высказывание-призыв.

Утверждение эксперта, что Жуков Е.С. призывает использовать перечень методов ненасильственной борьбы, напрямую противоречит тексту обращения. Приводя текстовый материал из обращений 2–4 эксперт игнорирует значимые и эксплицитно выраженные высказывания автора обращений Жукова Е.С. о том, что перечень ненасильственных методов приводится в обращениях для ознакомления и что Жуков Е.С. не считает все приведенные методы эффективными и не призывает использовать эти методы. В частности:

В начале обращений 2 и 3 присутствует эксплицитное объявление о том, что речевой целью автора Жукова Е.С. является не побуждение к действию, а ознакомление аудитории с представленной в обращении информацией. Это высказывание полностью проигнорировано в представленной экспертизе:
“Товарищ майор, это видео носит ознакомительный характер и не преследует цель кого-нибудь к чему-нибудь призывать».

В экспертизу не включены анализ дискурсивных характеристик и исследование конкретных языковых элементов, определяющих речевое целеполагание обращений 2 и 3. Между тем дискурсивные характеристики и аудиовизуальная композиция текста Жукова в обращениях 2 и 3 полностью соответствуют формату информирования: из списка на экране автор выделяет определённые фрагменты, снабжает их комментариями и видео-иллюстрациями, выражает к ним отношение. Жуков Е.С. использует такие слова и выражения как “обсудим”, “вспоминается”, “нельзя не вспомнить”, “представьте себе” и другие подобные.

В обращении 4 имеется эксплицитная отсылка к обращению 3, в которой автор Жуков Е.С. предлагает аудитории ознакомиться с методами ненасильственной борьбы:

9:09 Наиболее действенные способ ненасильственной борьбы я опишу в следующем ролике. А пока ты можешь посмотреть это видео, в котором представлены все, не только самые эффективные, но и все методы ненасильственной борьбы (даётся ссылка на обращение №3).

Эксперт игнорирует и не подвергает анализу логическую структуру композиции единого объекта Обращения, состоящего из обращений 2–4, которую эксплицитным образом выстраивает автор. Выделяемый единый объект Обращение является сложным текстовым объектом, состоящим из трёх отдельных текстов, каждый из которых имеет ясное начало, конец и собственную повествовательную структуру. Экспертная оценка его совокупного содержания и речевого целеполагания должна включать выявление и анализ структуры содержательных связей между элементами объекта, т. е. между отдельными текстами видеозаписей. Логическая структура единого объекта Обращение, состоящего из обращений 2–4, выглядит следующим образом:

ОБРАЩЕНИЕ 2. МИРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ВОЗМОЖНА

Целеполагание: Информирование
0:00 Товарищ майор, это видео носит ознакомительный характер и не преследует цель кого-нибудь к чему-нибудь призывать
Тема: Ненасильственные методы борьбы эффективней насильственных
1:20 “Мир как средство уже есть цель” – видеоряд с Махатмой Ганди и Мартином Лютером Кингом,
1:25 “Насилие рождает насилие. Насилие не способно стать средством достижения мира, потому что даёт вашим врагам легитимное право отвечать вам тем же”
1:59 Ненасилие годится для всех. Ненасилие просто эффективнее
2:58 Основная характеристика подобного рода действий заключается в том, что они не включают насилие и не ставят своей целью физически ликвидировать противника
(и далее множество цитат из обращения)
Связь с другими обращениями: Декларация о начале серии видеозаписей, объединённых общей тематикой.
2:08 Всем привет, это Жуков, и этим роликом я открываю серию видео, посвящённую ненасильственному сопротивлению

ОБРАЩЕНИЕ 3. (МИТИНГИ? ЧТО ДАЛЬШЕ?)

Целеполагание: Информирование
0:00 Товарищ майор, это видео носит ознакомительный характер и не преследует цель кого-нибудь к чему-нибудь призывать
2:26 Давайте поговорим про конкретику. Сегодня мы обсудим все виды ненасильственной борьбы.
Тема: Обсуждение списка 198 методов ненасильственного протеста из книги Джима Шарпа “От диктатуры к демократии”
2:29 В 1993 году политолог Джим Шарп написал чудесную работу “От диктатуры к демократии”. Шарп, кстати, основатель института имени Альберта Эйнштейна, занимающегося ненасильственным сопротивлением.
3:15 В этой работе, которую мы в одном из следующих видео обязательно разберём, Шарп, помимо всего прочего, приводит список из 198 видов ненасильственного сопротивления.
3:32 Эти 198 видов мы с вами и обсудим
Связь с другими обращениями: Обращение 3 – вторая часть серии видеозаписей общей тематики, гиперссылка на обращение 2
1:33 Всем привет, с вами Жуков, и это вторая часть в серии роликов про гражданское неповиновение. Если ты не смотрел первую, то где-то вокруг меня должна появиться ссылка на неё (появляется гиперссылка на обращение 2), а если смотрел, то мы начинаем.

ОБРАЩЕНИЕ 4 (БОЙКОТ ВЫБОРОВ – ЭТО ЛИШЬ НАЧАЛО)

Целеполагание: Информирование, выражение собственной позиции, убеждение
0:05 Всем привет, это Жуков и сегодня нам с вами предстоит весьма сложный по структуре разговор. Изначально вам может показаться, что вещи, о которых я буду говорить, не совсем связаны между собой. Однако итоговый вывод покажет весьма очевидную связь.
Тема: Текущие виды мирного протеста неэффективны, автор полагает, что следует использовать разные методы мирного сопротивления.
8:32 Единственный способ поменять власть в России – это мирное ненасильственное гражданское сопротивление. Какой из этого всего вывод? А вывод очень простой: кроме бойкота выборов, сложно организуемого и митингов, никому уже не нужных, для смены власти в России нужно использовать и другие методы мирного сопротивления.
Связь с другими обращениями:
Обращения 2 и 3 – части аргументации автора, которые подводят к финальному выводу.
4:03 И наконец, в-третьих, я не устану это говорить, власть в России можно сменить только мирным путём. Я уже снял два ролика на этот счёт (появляется гиперссылка на Обращение 2), но я не устану это повторять (появляется гиперссылка на обращение 3), пока это не станет мейнстримным мнением.
Конкретные действия, к которым призывает автор будут раскрыты в следующей видеозаписи (видеозапись «ЧТО ДЕЛАТЬ 28 ЯНВАРЯ» от 07.01.2018 не вошла в список представленных на экспертизу)
9:09 Наиболее действенные способы ненасильственной борьбы я опишу в следующем ролике.
Материалы, которые будут представлены в следующей видеозаписи («ЧТО ДЕЛАТЬ 28 ЯНВАРЯ» от 07.01.2018, видеозапись не вошла в список представленных на экспертизу) следует воспринимать в общем контексте информации, представленной в обращении 3.
9:16 А пока ты можешь посмотреть это видео, в котором представлены все, не только самые эффективные, но и все методы ненасильственной борьбы (гиперссылка на обращение 3).

Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что в обращениях 2, 3, 4 не содержится призывов, речевое целеполагание фрагментов единого объекта обращений, рассмотренных в экспертизе, относится к типу информирования, с конкретными целями ознакомления с информацией в обращениях 2 и 3 и ознакомления с мнением автора и убеждением в обращении 4.

Видеозапись “ЧТО ДЕЛАТЬ 28 ЯНВАРЯ” от 07.01.2018 не была представлена эксперту в материалах для лингвистической экспертизы. Однако исследование этой видеозаписи в рамках рецензии показывает, что это видеозапись также может быть включена в единый объект Обращение, поскольку она связана с обращениями 2–4 тематически и с помощью текстовых отсылок (анонс видеозаписи от 07.01.2018 дан в обращении 4). Включение видеозаписи “ЧТО ДЕЛАТЬ 28 ЯНВАРЯ” (обращение 4.1) в качестве финального компонента единого объекта серии обращений раскрывает внутреннюю структуру логической мотивация единого объекта Обращение:

Обращение 2: информирование аудитории о теории мирного протеста —> Обращение 3: информирование аудитории о видах мирного протеста —> Обращение 4: оценка текущего положения вещей, выражение мнения о необходимости расширения акций мирного протеста —> Обращение 4.1: призыв к конкретной акции мирного протеста

4:02 Поэтому я призываю вас, если вы решили пойти на акцию 28 января, потратьте немного времени и купите цветы для полицейских, а фотографии с цветами или свои мысли об этой акции выкладывайте в соцсетях, под хештегом #ЦветыДляПолиции

Проводя лингвистическую экспертизу списка методов мирного сопротивления, эксперт нарушает пределы своей компетенции, давая правовую квалификацию анализируемому языковому материалу. Кроме этого, эксперт вместо лингвистического анализа даёт оценочную характеристику анализируемому тексту и автору текста, домысливает мотивы автора, использует ненаучную лексику детективного романа, такую как “прикрытие”, недопустимую для позиции лингвистической квалификации.

Выборочно приводя список методов мирного сопротивления (отказ от уплаты налогов, изготовление фальшивых документов, препятствие работе учреждений, мятеж, изготовление фальшивых денег) эксперт выходит за пределы лингвистической компетенции, заключая, что “указанные действия имеют признаки преступлений”. Такой вывод не имеет отношения к лингвистической экспертизе.

Выборочно приводя список методов мирного сопротивления из видеозаписи Жукова Е.С. эксперт дополняет элемент списка собственным текстом, не отделяя кавычками цитируемый текст от не принадлежащего Жукову Е.С. текста эксперта, и тем самым фактически вводит в заблуждение читающего экспертизу. Текст эксперта дословно совпадает с одним из определений экстремизма статьи 1 федерального закона №114 “О противодействии экстремистской деятельности”.

Жуков Е.С.
15:18 144. Препятствие работе учреждений
Экспертное заключение
Рассмотрим отдельные позиции этого перечня:
90. Отказ от уплаты налогов
140. … изготовление фальшивых документов
144 Препятствие работе учреждений (частным случаем является воспрепятствование работе избирательных комиссий)
Ср. с цитатой из статьи 1 федерального закона №114: “экстремистская деятельность (экстремизм): (…) воспрепятствование законной деятельности государственных органов, органов местного самоуправления, избирательных комиссий, общественных и религиозных объединений или иных организаций, соединенное с насилием либо угрозой его применения;”

Отдельно необходимо сделать замечание о значении лексемы МЯТЕЖ, фигурирующей в приводимой выдержке списка мирных методов сопротивления из обращения 3. В обращении 3 автор приводит перевод списка «198 methods of nonvoilent actions» (198 методов ненасильственных акций) с сайта. Скриншот сайта демонстрируется на временной точке 2:21 видеозаписи. В исходном английском списке, перевод которого дан в обращении 3, под номером 148 употреблена лексема MUTINY. В толковом Оксфордском словаре английского языка лексема mutiny имеет несколько значений: 1) discord, strife, dispute, quarrel (разногласие, раздор, спор, ссора) 2) open revolt against constituted authority (открытый протест, бунт против установленной власти) 3) disregard for discipline, rebellious conduct (нарушение дисциплины, протестное поведение). В англо-русском словаре mutiny переводится как «мятеж, бунт». Лексема БУНТ в русском языке по словарю Ефремовой имеет среди значений следующее: “любое проявление неповиновения, непокорности, несогласия”. В Национальном корпусе русского языка можно обнаружить примеры употребления лексемы БУНТ именно в этом значении.

«Юрий Гандельсман, игравший в альтовой группе, которого Володя очень поддерживал, устроил ему квартиру, много помогал профессионально, незадолго до отъезда в Испанию взбунтовался и заявил, что уходит. На здоровье. Но, уходя, он пытался поднять бунт в оркестре, и все потом выражали сочувствие Володе, однако никто не сказал Гандельсману, что тот плюёт в колодец, из которого столько лет пил.» [Сати Спивакова. Не всё (2002)]

В приводимом контексте списка методов мирного сопротивления, лексему MUTINY следует понимать в значении disregard for discipline (нарушение дисциплины, неповиновение), более точным переводом этой лексемы на русский язык является лексема БУНТ (а не МЯТЕЖ), у которой имеется очень близкое значение к значению оригинала. Это подтверждают и данные Англо-русского подкорпуса Русского Национального корпуса: в большей части случаев слово MUTINY переводится как БУНТ, причём часто в оригинале и переводе это слово используется переносно, в значении неповиновения. Значение неповиновения даётся в качестве единственного значения слова MUTINY в ориентированном на современное употребление словаре МакМиллан: «a refusal by a group to accept someone’s authority, especially a group of soldiers or sailors», т. е., «отказ группы принять чью-либо власть, особенно группы солдат или моряков».

Характеризуя один из пунктов приводимого списка методов мирного сопротивления –пункт 158 – Самосожжение, эксперт не приводит лингвистического толкования этого понятия, но даёт собственную субъективную оценку действия, обозначаемого этой лексемой, не имеющую отношения к целям и задачам экспертизы. «Такая героизация насильственного и одного из самых варварских способов ухода из жизни…»

Эксперт домысливает мотивы автора, не выраженные в тексте обращения, фактически анализируя не языковой материал, но некие воображаемые мысли автора. Кроме того, эксперт в своих выводах оперирует неопределённым понятием прикрытие, которое не только не является термином лингвистического анализа, но находится за пределами научного и экспертного языка и стиля:

… позволяют предположить, что декларация необходимости использования только ненасильственных методов в борьбе за смену власти в России в Обращении используется для прикрытия соответствующей агитационной работы Жукова Е.С…”

Резюме

• Выводы эксперта не обоснованы, лингвистической аргументации в пользу выводов не представлено.
• Эксперт не проводит лексико-семантического анализа рассматриваемых лексем в обращении 1, их значения толкуются голословно. Нет ссылок на словари, не рассмотрены и не проанализированы значения слов, нет примеров употребления слов из лингвистических корпусов.
• Эксперт делает выводы о значении слова ПРОТЕСТ, не соотнесённые со словарным значением этого слова.
• Эксперт не проводит отдельного анализа речевого целеполагания обращения 4, речевой акт побуждения (призыва) определяется без достаточных на то оснований.
• Эксперт игнорирует прямые декларации автора о целеполагании его высказываний в обращении 2 и 3, а именно о том, что целью является информирование, а не призыв.
• Эксперт игнорирует многочисленные указания автора на то, что обсуждаемые им методы протеста в обращениях 2, 3, 4 являются ненасильственными.
• Эксперт не проводит дискурсивного анализа связей между обращениями 2, 3, 4 внутри сложного единого объекта Обращение.
• Эксперт нарушает пределы лингвистической компетенции и даёт правовую квалификацию языковым выражениям из обращения 3.
• Эксперт вводит в заблуждение читающего экспертизу, не отделяя собственный текст от текста из видеозаписи Жукова Е.С. с помощью специальных знаков препинания.
• Эксперт даёт субъективную оценку действию, которое обозначается лексемой САМОСОЖЖЕНИЕ.
• Эксперт занимается конструированием мыслей Жукова Е.С. вместо лингвистического анализа использованных Жуковым Е.С. языковых выражений при трактовке высказываний в обращении 3.
• Эксперт опирается на ненаучный термин “прикрытие”, не допустимый в квалифицированном экспертном заключении, при трактовке целеполагания автора в рамках единого объекта Обращение.

Бонч-Осмоловская А.А. Левинзон А.И. Апресян В.Ю. Добрушина Н.Р.
11.09.2019 г.

Литература

Баранов А.Н., Лингвистическая экспертиза текста: теория и практика – М.: ФЛИНТА, 2007;
Кукушкина О.В., Сафонова Ю.А., Секераж Т.Н. Теоретические и методические основы судебной психолого-лингвистической эксперизы текстов по делам, связанным с противодействием экстремизму –М., 2011;
Павлова Н.Д., Гребенщикова Т.А. Интент-анализ: основания, процедура, опыт использования. –М.: Институт психологии РАН, 2017;
Падучева Е.В. Модальность. Материалы для проекта корпусного описания русской грамматики (http://rusgram.ru). На правах рукописи. –М., 2011;
Попова О.В. Политический анализ и и прогнозирование. Рекомендованный учебник по политологии для ВУЗов УМО – М.: Аспект-Пресса, 2011;
Grice H. P. Logic and Conversation // Syntax and Semantics. N. Y.: Academic Press, 1975. Vol. 3: Speech Acts / Eds. P. Cole, J. L. Morgan. P. 41–58.

Источники
Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. – М., 1997;
Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-образовательный. – М.: Рус. яз., 2000;
Oxford English Dictionary, second edition, edited by John Simpson and Edmund Weiner, Clarendon Press, 1989;
MacMillan Dictionary;
Национальный корпус русского языка Ruscorpora.