При применении статей обновлённого КоАП судьи обходятся без лингвистической экспертизы

За время действия обновлённого КоАП в части наказания за распространение в СМИ и интернете заведомо ложной общественно значимой информации под видом достоверных сообщений (ч. 9 ст. 13.15 КоАП), с апреля по май 2020, аналитики отмечают  полное отсутствие случаев привлечения экспертов-лингвистов.

В частности, руководитель ГЛЭДИС, доктор филологических наук, профессор М.В. Горбаневский отмечает, что за период активного применения этой части для вынесения объективных и правосудных решений не было зафиксировано фактов использования мировыми судами результатов лингвистических экспертиз.

«Данную тенденцию мы оцениваем как настораживающую, поскольку она может способствовать нарастанию в обществе протестных настроений и иметь негативные последствия для справедливого отправления правосудия, как во время, так и после окончания пандемии, в условиях разрешения конфликтных ситуаций, социально-экономических, экологических и иных проблем», – заявил Горбаневский.

По его мнению,  мировые судьи не всегда имеют достаточные знания и опыт, необходимые для объективного анализа спорных текстов интернет-публикаций. В этой связи профессор считает, что уже сейчас следует задуматься о роли, которую в данных условиях может сыграть лингвистическая экспертиза и более активное привлечение в досудебном и судебном процессах квалифицированных и опытных экспертов-лингвистов.

Названы условия привлечения за фейк-ньюс по новому КоАП

война, вооружённых сил, фейк-ньюс, чайлдфри, невиновность, оскорбление граждан, адвокат, Интервью со Светланой Прокопьевой, протест Егора Жукова, отзыв учёных-лингвистов, эксперт фсб, рецензия, ГЛЭДИС, личный бренд, соцсети,

В марте 2020 в Кодекс об административных правонарушениях РФ и Уголовный кодекс РФ были внесены изменения, касающиеся ужесточения ответственности за распространение заведомо ложных сведений – фейк-ньюс. Центр защиты прав СМИ провёл анализ, в котором приводит условия, которые должны быть соблюдены для привлечения к ответственности.

Статью 13.15 КоАП РФ «Злоупотребление свободой массовой информации», предусматривающую административную ответственность за распространение недостоверной общественно значимой информации, дополнили. Теперь за повторное распространение ложных новостей (ч. 11 ст. 13.15 КоАП РФ) граждане могут получить от 100 до 300 000 рублей, должностные лица –  от 600 до 900 000 рублей, юридические лица – от 5 до 10 млн. рублей с  конфискацией предмета административного правонарушения.

Кроме того, в статью 13.15 КоАП дополнили новыми частями. Часть 10.1 регламентирует ответственность за распространение информации об  обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан. Такими обстоятельствами являются чрезвычайные ситуации природного и техногенного характера (эпидемии, катастроф, стихийных бедствия, повлекшие человеческие жертвы, ущерб здоровью людей и окружающей среде). Юридические лица, осуждённые по этой части, могут получить штраф от 1,5 до 3 млн. рублей с  конфискацией предмета административного правонарушения.

Применение части 10.2 предусматривает наступление смерти, причинение вреда здоровью или имуществу, массовое нарушение общественной безопасности, прекращение функционирования объектов жизнеобеспечения. Юридические лица могут получить наказание в виде штрафа от 3 до 5 млн. рублей с  конфискацией предмета административного правонарушения.

Чтобы признать правонарушение по частям 10.1 и 10.2 ст. 13.15 КоАП, деяние – фейк-ньюс – должно соответствовать нескольким условиям. Опубликованная информация должна:
– быть распространена в СМИ или интернете;
– быть заведомо недостоверной;
– касаться обстоятельств, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан, и (или) о принимаемых мерах по обеспечению безопасности населения и территорий, приемах и способах защиты от указанных обстоятельств;
– быть выраженной в форме утверждения;
– иметь причинно-следственную связь между распространением этих сведений и наступлением негативных последствий.

Практика правоприменения  указанной статьи КоАП пока ориентирована на привлечение физических лиц, которые в мессенджерах или социальных сетях публиковали сведения о количестве заражённых, смертельных случаях, отсутствии средств защиты или введении ограничительных мер со стороны власти. Наиболее активно граждан привлекают

за распространение недостоверных сведений по ч. 9 ст. 13.15 КоАП РФ (она была кодексе и ранее). Средний штраф, который суд назначает, – 30 тыс. рублей. Судебная практика по новым частям пока отсутствует.

Основными критерием распределения между административной ответственностью по частям 10.1 и 10.2 КоАП и уголовной ответственностью по статьям 207.1 и 207.2 является тот, кого привлекают. Новые части КоАП распространяются только для юридических лиц. Граждане и должностные лица могут быть привлечены к уголовной ответственности.

Как избежать наказания за пост о COVID-19

Появившаяся в Уголовном кодексе статья за распространение заведомо ложной информации об эпидемии принесла плоды уже в первые полторы недели – в России заведено шесть уголовных дел и постоянно увеличивается количество административных штрафов. Юрист «Роскомсвободы» Саркис Дарбинян рекомендует придерживаться ряда правил, чтобы обезопасить себя при публикации постов в Интернете.

Прежде всего, не следует публиковать информацию, которая отличается от официальных данных оперативного штаба или государственных органов. Ссылка на слова знакомых наверняка не поможет.

Юрист предлагает также не делать коронавирус поводом для шуток. Силовики вряд ли оценят такой юмор. Шутка, не соответствующая официальной информации, в свою очередь, может стать поводом для уголовной к ответственности.

Если уверенность в праве на свободу слова сильнее опасения быть наказанным, а собственное мнение отличается от официально транслируемого положения, Саркис Дарбинян рекомендует ставить хэштег, под которым можно найти подобные факты.

По словам Дарбиняна, сейчас «всё остаётся на откуп силовикам». Однако в случае заведения дела судья должен оценивать не только саму публикацию, но и их контекст. «Поэтому любой способ донесения, что контент является сатирическим либо выражает личное мнение автора, может иметь значение для стороны защиты», – добавил юрист.

Главным раздражителем, по его мнению, является информация, которая подрывает институты власти, официальную позицию Минздрава и действия по борьбе с эпидемией. Поэтому, как правило, к ответственности привлекают за отличные от официальных данные о случаях заражения, методах лечения, наличии медикаментов или средств защиты. «Это делается для создания страха, чтобы остальные боялись», – отметил Дарбинян.

Ответить за быдло: эксперты о посте Алёны Водонаевой

о фейках, словесная эквилибристика, быдло, обзор экспертиз, фоноскопических экспертиз, распознавать, патентных троллей, учёный, экстремизм,

Нашумевший пост про быдло в инстаграме телеведущей Алёны Водонаевой вызвал волну критики среди пользователей, которые приняли слова блогера на свой счёт и обратились в полицию. В ответ на это Водонаева заказала лингвистическую экспертизу. Журналист газеты «Совершенно секретно»  Ирина Доронина обсудила ситуацию с ведущими экспертами-лингвистами.

Поводом для разбирательства стал следующий текст (приведён в редакции автора поста): «В России рожают либо богачи, либо необразованное быдло, в большинстве своём. Первые заботятся о том, чтобы было кому потратить их состояния в ближайшие века. А вторым не хватает ума и ответственности осознать, что воспитать ребенка в России – это не просто идти по накатанной и покупать кроме привычных сырков в “Пятёрочке”, баночку детского питания и подгузники. К сожалению, многие дети в России появляются не от жажды отцовства и материнства, а от банального желания потрахаться. Я презираю семьи, которые живут в нищите и рожают по три-четыре ребёнка».

После начала полицейской проверки по статье 282 УК РФ «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства» Алёна Водонаева заказала лингвистическую экспертизу (её текст она также опубликовала в инстаграме). Согласно исследованию, в посте «содержится унижение человеческого достоинства неопределённой группы лиц на основании совершенного действия – рождение ребенка при отсутствии материальных условий и желания отцовства», но данное действие не может рассматриваться «как устойчивый социально-значимый признак, образующий группу» (что требуется для нарушения статьи 282 УК). «Возбуждения вражды, ненависти (розни) по аналогичным признакам, выражений, содержащих негативные оценки в отношении какой-либо национальной, религиозной, социальной группы», согласно экспертизе, в публикации также нет.

Экспертизу проводил доктор филологических наук, профессор кафедры общего и русского языкознания Государственного института русского языка имени А.С. Пушкина Михаил Осадчий. Он отметил, что унижение человеческого достоинства неопределённой группы лиц в посте есть, но, так как группа не определена, оно не может рассматриваться как «устойчивый социально-значимый признак». Вместе с тем, журналист газеты «Совершенно секретно» отметила, что «“неопределённая группа лиц” всё-таки узнала свой собственный “социально-значимый признак” и чётко поняла, к кому приклеился “водонаевский” ярлык “быдло”».

По мнению кандидата юридических наук, доцента кафедры право НИУ МИЭТ Генриха Девяткина, максимум, что грозит Водонаевой, – это статья КоАП 20.3.1 «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства», по которой предусмотрен административный штраф до 20 000 рублей или административный арест на срок до 15 суток.
Юрист упомянул и недавно появившуюся в КоАП статью 20.1 (ч. 3). «Здесь есть очень важный пункт о распространении информации, которая оскорбляет человеческое достоинство и общественную нравственность. И вот тут слова, подобные тем, которые писала в своём посте Алёна, могут расцениваться как нарушение. Правда, за это её тоже могут лишь оштрафовать на сумму от 30 до 100 000 рублей», – сказал Девяткин.

Юрист отметил, что следствие редко опирается на результаты экспертизы, полученные от сторонних экспертов: «Дела по статье 282 подследственны СК РФ. Они обязаны проводить проверку. Но только следователь может решить, какую экспертизу приобщать к материалам дела. Может случиться и так, что экспертиза, которую приложили Екатерина и Алёна, никакую роль и не сыграет, потому что следователь просто поставит на ней штамп отнестись критично».

Автор экспертизы, Михаил Осадчий, прокомментировал ситуацию так: «Как эксперт-лингвист я отвечал на вопрос, есть ли здесь признаки экстремизма. И, конечно, как профессионал отвечаю: признаков экстремизма нет. Как человек я, возможно, с Алёной не согласен, но не каждый глупый поступок содержит в себе признаки преступления. В этом случае это тот самый глупый поступок, но преступлением он не является».

Михаил Горбаневский, профессор, доктор филологических наук, академик РАЕН, председатель правления Гильдии лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам (ГЛЭДИС) отмечает, что ему с коллегами тоже часто приходилось иметь дело с текстами, которые на первый взгляд казались откровенно неофашистского или антисемитского содержания. «Понятно, что любой нормальный человек будет испытывать неприятные чувства и эмоции, читая, например, тексты педофилов и сексуальных маньяков (кстати, именно поэтому судебные процессы по таким делам всегда носят закрытый характер). Но после первого прочтения таких документов я… мою руки и сажусь вместе с коллегами за работу. Базовый принцип лингвиста Sine ira et studio (Без гнева и пристрастия!) Так же – без гнева и пристрастия – мы работали, рецензируя “лингвистическое творение” кандидата физико-математических наук, эксперта ФСБ А. Коршикова по известному и резонансному делу студента НИУ ВШЭ Егора Жукова, получившему от суда три года (хорошо, что хоть условно) только на основании заключения этого эксперта-чекиста».

Обзор деятельности Роскомнадзора за последнее десятилетие

При Александре Жарове, руководившем Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор) на протяжении последних восьми лет, ведомство претерпело ряд существенных изменений. Прежде всего, в период с 2012 по 2020 годы были расширены полномочия Роскомнадзора в сфере контроля за распространением информации в интернете. ТАСС приводит перечень наиболее ярких достижений ведомства.

 Летом 2012 года был пересмотрен федеральный закон «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» и отдельные законодательные акты РФ по вопросу ограничения доступа к противоправной информации в сети Интернет. В результате принятых изменений был создан Единый реестр запрещённых сайтов. Приняв на себя полномочия оператора этой системы, Роскомнадзор самостоятельно вносит в реестр и блокирует сайты с детской порнографией, мессенджеры, которые отказываются предоставлять российским госструктурам свои данные в рамках так называемого пакета Яровой, а также нарушителей законов о защите персональных данных.

Что касается сайтов, содержащих призывы к массовым беспорядкам, экстремизму и терроризму, склонению несовершеннолетних к противоправным действиям, информацию о наркотиках, о способах совершения самоубийства, а также онлайн-казино, решение об их блокировке принимают Генпрокуратура, МВД, суды, Росмолодёжь, Роспотребнадзор, ФНС, а Роскомнадзор только исполняет эти решения.

С 2012 года Роскомнадзор начал контролировать исполнение закона «О некоммерческих организациях», согласно которому некоммерческие организации должны указывать, что все их публикации распространяются именно ими. При нарушении этого требования Роскомнадзор получил право составлять протокол об административном правонарушении.

С 2013 года, после вступления в силу закона о защите авторских прав в интернете, Роскомназдор стал блокировать пиратские сайты.

В 2017 году Роскомнадзор был наделён полномочиями по блокировке сайтов, содержащих информационные материалы иностранных или международных неправительственных организаций, деятельность которых признана нежелательной на территории РФ. Признание организации нежелательной является прерогативой Генеральной прокуратуры.

В 2019 году были приняты законы о запрете распространения ложной общественно значимой информации и о защите госсимволов. В этой связи Роскомнадзор начал блокировать сайты со сведениями, которые оскорбляют достоинство и нравственность, выражают неуважение к обществу и органам государственной власти. Кроме того, под внимание ведомства попали сайты с данными, которые, угрожают здоровью граждан, их имуществу, а также создают угрозу нарушения общественного порядка.

Кроме того, в 2019 году был пересмотрен закон «О связи» и подписан федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» (закон о безопасном Рунете), в задачу которого вошло обеспечение устойчивой работы российского интернета в случае попыток иностранного вмешательства, минимизация передачи между пользователями данных за рубеж, а также введение механизма DPI («глубокая проверка пакетов») для анализа передаваемых данных. Роскомнадзору поручено отвечать за функционирование этого закона. В ведении Роскомнадзора находится специальный реестр, который фиксирует весь обмен интернет-трафиком в России.

Наиболее известными примерами блокировок и предупреждений стали:

– интернет-издание «Грани.ру» (2014, блокировка за призывы к участию в массовых мероприятиях), BitTorrent-трекер RuTracker (2016, блокировка за нарушение авторских прав),
– социальная сеть LinkedIn (2016, блокировка за нарушение закона о личных данных),
– видеохостинг YouTube (2012, ошибочное внесение в реестр),
– социальная сеть «ВКонтакте» (2013, ошибочное внесение в реестр),
– отдельные ip-адреса поисковой системы Google (2012, 2017, ошибочное внесение в реестр),
– онлайн-энциклопедия «Википедия» (2015, ошибочное внесение в реестр),
– мессенждер Telegram (2018, блокировка за отказ предоставить ФСБ в соответствии с «пакетом Яровой» ключи для дешифровки сообщений пользователей, неудачная попытка),
– интернет-издание Lenta.ru (2014, предупреждение за публикацию интервью с лидером киевского отделения украинской националистической организации «Правый сектор», запрещённой в РФ с 2015 года),
– радиостанция «Эхо Москвы» (2018, предупреждение за радиопрограмму «Своими глазами», где шла речь о боевых действиях в районе аэропорта Донецка),
– «Новая газета» (2015, предупреждение за использование нецензурной брани),
– Colta.ru (2015, предупреждение за использование нецензурной брани),
– издание The New Times (2017, предупреждение за публикацию материала с «признаками оправдания терроризма»).

В текстах по делу «Сети» не обнаружено признаков создания террористического сообщества

В марте 2019 года на заседании Совета по правам человека президент Владимир Путин в ответ на заявление о пытках в отношении фигурантов дела «Сети» заявил, что у них были «изъяты учредительные и программные документы терсообщества». Однако в результате комплексной психолого-лингвистической экспертизы специалисты Северо-Западного регионального центра судебной экспертизы Минюста пришли к выводу, что в материалах дела имеется похожий на черновые наброски текст и «не имеющие содержательной связи эпизоды», «установить смысловое содержание которых не представляется возможным», сообщает «Новая газета».

Следствие сконцентрировало своё внимание на двух электронных файлах, которые оно склонно рассматривать как устав террористического сообщества и протокол съезда, якобы проведённого в неизвестной квартире в Петербурге и неустановленный день.

В результате проведённой экспертизы специалисты пришли к выводу о невозможности «определить смысловое содержание» текста. Документ, выдаваемый следствием за устав террористического сообщества, оказался «текстом с неоднородной структурой и содержанием с нарушенной нумерацией разделов и периодически повторяющимися одинаковыми фрагментами», где рассуждения о преобразованиях общества перемежаются списками покупок, интернет-ссылками и фрагментами личной переписки с выяснением сексуальных предпочтений.

Эксперты оценили текст как «разорванное фрагментарное повествование», отметив его «незавершенность и содержательную неопределённость». По мнению специалистов, он «является неоконченным, возможно, черновым вариантом».

Между тем, согласно обвинительному заключению, участники террористического сообщества планировали сначала «разработать основополагающие документы, отражающие цели создания и функционирования межрегионального террористического сообщества «Сеть», а затем создать его». Но, выходит, базовых документов так и не появилось (во всяком случае, другого устава в распоряжении обвинения нет – только вот этот, с помидорами). А без них, если держаться предложенной самим следствием логики, и «Сети» быть не могло, отмечает журналист «Новой».

Однако в приговоре, уже вынесенном по пензенскому делу, утверждается, что именно на основе уставного документа Дмитрий Пчелинцев к августу 2016 года «объединил единомышленников из других регионов» в террористическое сообщество «Сеть».

Второй документ, на котором базируется обвинение, – «протокол съезда» – экспертами оценивается как опросник, созданный «перед очным собранием членов организации», где его участникам только предстояло обсудить эту организацию «и связанные с ней вопросы функционирования, идеологии, развития».

В заключении экспертная комиссия отмечает: «Характер большинства формулировок вопросов и ответов, а также определение сообщаемого как «проекты решений» указывают на отсутствие в тексте объективной модальности. Сообщаемое представлено как возможное, желаемое, предположительное, сомнительное – т.е. не как реальное положение вещей на момент написания текста».

О том, что участники встречи только сверяют свои позиции и обмениваются мнениями, говорит и название одного из блоков, предложенных к обсуждению вопросов: «Формулирование общей идейной платформы». В экспертизе указано, что он «посвящён вопросам идеологии, политики, экономики и принципам организации «нового общества» с целью выработки единой концепции для всех групп респондентов». Отмечается также, что «на момент создания настоящего текста организация не имеет утверждённой символики, названия», а участники «не выработали общую чёткую политическую идеологию».

Некоторые темы опросника выглядят особенно экзотичными для собрания террористов: как, например, «гуманизация среды обитания человека», «основные принципы реорганизации культуры» с тезисами о праве на «свободное творческое самовыражение каждого человека» или «экологические аспекты нового общества» с утверждением «любая жизнь самоценна», не без иронии отмечает журналист.

Согласно показаниям оперативного сотрудника Вячеслава Шепелёва, на «съезде» «все выразили готовность к свержению власти вооружённым путём, проведению диверсионных и террористических акций». Однако эксперты признаков всеобщей готовности в «протоколе съезда» не обнаружили. По их оценке, в документе рассматриваются возможные сценарии развития ситуации в стране, включая революционную. Но «собственно “революция” производится не силами “участников Сети” а “народом”, “народными массами”». Да, при этом также «моделируются ситуации», когда группы сообщества выступают инициаторами разрушительных действий против группы «государство». Но «по сообщениям респондентов, насильственный сценарий является нереальным из-за низкой или нулевой готовности группы к таким действиям»; «революция» представляется ими как «желательное, но не реальное, сомнительное и трудно осуществимое».

Эксперты указывают на «отсутствие в тексте реальной модальности» и «отсутствие единодушия», что «препятствует объективной выраженности в тексте лингвистических признаков призыва к совершению насильственных, разрушительных действий». В ответах по этой теме «отсутствует компонент “убеждение”» – но есть «неуверенность, сомнение, затруднение дать ответ на вопрос».

Кроме того, в пензенских судебных заседаниях было установлено, что файлы подвергались изменениям уже после ареста владельцев электронных носителей и автором в метаданных указан shepelev.

Исследователи отмечают усиление роли ФСБ в делах об экстремизме

Частичная декриминализация уголовной статьи за разжигание ненависти либо вражды (ст. 282 УК) существенно сократила статистику приговоров за высказывания. Однако количество осуждённых по другим экстремистским статьям увеличилось, и рост пришёлся в основном на составы, подследственные ФСБ. Несмотря на сокращение приговоров, число случаев лишения свободы почти не изменилось, сообщает РБК со ссылкой на ежегодный доклад информационно-аналитического центра «Сова».

Вмешательство ФСБ в расследование уголовных дел увеличивается уже третий год, утверждает автор доклада Наталия Юдина. «Несмотря на частичную декриминализацию ст. 282 УК, тренды антиэкстремистского правоприменения прошедшего года вызывают озабоченность. Количество осуждённых за публичные высказывания остаётся слишком высоким, и при этом размер и порой даже сам факт наказания часто непропорциональны общественной опасности содеянного. В целом антиэкстремистское правоприменение становится более непрозрачным, что повышает риск произвола и злоупотреблений», – говорится в докладе.

Согласно собранным центром «Сова» данным, в 2019 году количество приговоров за экстремистские высказывания снизилось вдвое по сравнению с предыдущим годом: аналитики «Совы» насчитали 98 таких приговоров в 2019 году и 206 – в 2018 году.

По сведениям Верховного суда, за первую половину 2019 года по статьям, подразумевающим в том числе наказания за высказывания (о призывах к экстремизму и терроризму, неуважении к власти и т.п.), были осуждены 115 человек, у которых эти статьи в обвинении были основными. Это вдвое меньше, чем в первом полугодии 2018 года (230 человек).

Сокращение количества приговоров связано с тем, что в конце 2018 года был принят закон о частичной декриминализации основной «экстремистской» статьи 282 УК РФ (разжигание ненависти и вражды). Теперь за «экстремистские» высказывания в интернете и СМИ предусмотрено административное наказание. Смягчению предшествовала обширная кампания против приговоров за репосты.

Сегодня чаще всего за экстремистские высказывания применяется подследственная ФСБ ст. 280 УК о публичных призывах к осуществлению экстремистской деятельности. «Сова» выявила 68 приговоров по ней. Активнее стала применяться и статья о призывах к терроризму (ст. 205.2 УК), которая также находится в компетенции ФСБ, – 30 приговоров. Этот состав, как правило, применяется в случаях радикальной исламистской пропаганды и призывов ехать воевать в Сирию или присоединяться к запрещённой в России группировке ИГИЛ, констатирует «Сова».

Несмотря на падение общего числа приговоров, реальные сроки за высказывания получили почти столько же обвиняемых, сколько и годом ранее, указали эксперты «Совы», – 50 в 2019 году против 49 в предыдущем.

«Если посчитать долю приговорённых к лишению свободы “только за слова” от общего количества осуждённых за высказывания, то 2019 год выглядит антирекордным для нашей статистики: в 2019 году доля таких людей составила 6,8% от общего числа, в 2018 – 5,5%, в 2017 – 2,8%, в 2016 – 2%, в 2015 – 6,5%, в 2013 и 2014 годах – чуть больше 1%», – сообщают авторы доклада.

Вместе с тем, после декриминализации ч.1 ст. 282 УК эксперты отмечают тенденцию на ужесточение прежних и введение новых ограничительных норм. В 2019 году был принят ряд законов, «направленных на дальнейшее ограничение права на свободу выражения мнения» – об административном наказании за неуважение к власти и распространение недостоверной общественно значимой информации.

Кроме того, в июле 2019 года Россия ратифицировала конвенцию по противодействию экстремизму Шанхайской организации сотрудничества, сказано в докладе. Документ предусматривает более широкое, не привязанное к насилию определение экстремизма и расширение перечня экстремистских актов. Это, по мнению аналитиков «Совы», свидетельствует о дальнейшем ужесточении антиэкстремистских ограничений.

Также эксперты обратили внимание на ряд принятых в 2019 году поправок, в результате которых внесудебная заморозка средств на счетах людей, включённых в перечень экстремистов и террористов Росфинмониторинга, упростилась. Этой мере сопутствует введение для «экстремистов и террористов» запретов на ту или иную работу.

Опасайтесь патентных троллей

о фейках, словесная эквилибристика, быдло, обзор экспертиз, фоноскопических экспертиз, распознавать, патентных троллей, учёный, экстремизм,

В рамках семинара, организованного Центром поддержки предпринимательства Калининградской области, с лекцией «Товарный знак как средство рекламы, развития и защиты бизнеса» выступил Станислав Солнцев, управляющий партнёр юридической фирмы «Солнцев и партнёры» и рассказал, для чего нужен товарный знак, насколько опасно для бизнеса его отсутствие и как правильно его зарегистрировать.

Что такое товарный знак и зачем его регистрировать?

Товарный знак – это законная монополия на обозначение товара, бизнеса, проекта в определённой группе или виде деятельности. Обозначение может быть словесным, изобразительным, звуковым, обонятельным, цветовым или комбинированным, а также позиционным (место на флаконе или обуви). У бизнеса может быть несколько товарных знаков на каждый отдельный продукт, товар или услугу.

Обычно товарный знак регистрируют для того, чтобы обезопасить свой бизнес от клонирования, запустить франшизу, защититься от конкурентов и продемонстрировать стабильность, так как фирмы-однодневки обычно не тратят до нескольких месяцев на регистрацию товарного знака. Конкуренты или тролли с целью уничтожения бизнеса или бренда нередко специально регистрируют или покупают товарные знаки, пользуясь тем, что этого вовремя не сделал тот, кто первым начал своё дело и добросовестно его ведёт.
Кроме того, наличие товарного знака повышает капитализацию бизнеса. Именно зарегистрированный бренд, на который реагируют потребители услуги, даёт инвестору понимание, что он вкладывает средства в сформированный продукт.

Наличие зарегистрированного товарного знака предотвратит потерю одноимённого адреса в интернете. В последнее время участились случаи, когда злоумышленники специально регистрируют домены для того, чтобы сымитировать деятельность с целью забрать у предпринимателя товарный знак. Существует и практика обратного захвата домена, когда товарный знак специально регистрируют конкуренты или тролли, чтобы захватить интересующий их домен.

В чём риск отсутствия товарного знака?

К моменту организации бизнеса может оказаться, что название уже занято. Подобрать звучный домен достаточно сложно. Всё зависит от специфики деятельности и креативности предпринимателя. Нередко для регистрации товарного знака нужно получить согласие от других правообладателей, если похожий образ уже кем-то используется.

Заявление на регистрацию товарного знака в течение нескольких месяцев рассматривает Федеральный институт промышленной собственности (ФИПС) и в результате даёт письменный ответ, где приводит перечень уже зарегистрированных товарных знаков, похожих по образу, звучанию или тексту. В этом случае предпринимателю придётся доказывать, что желаемый знак не сопоставим с существующими или получать согласие тех, кто озадачился этим вопросом раньше. Такое согласие может обойтись в 100–200 тысяч рублей, а может быть получено бесплатно.

Существует практика, когда бизнесмены оспаривают чужие товарные знаки, которые мешают им зарегистрировать свой. Для этого необходимо найти доказательства, что они начали деятельность под этим брендом раньше. Здесь помогут архивные рекламные ролики, баннеры и фотографии.

Отсутствие зарегистрированного товарного знака может привести к необходимости срочного ребрендинга в случае предъявления претензии от некоего правообладателя. Как правило, такие письма содержат просьбу о прекращении использования товарного знака, снятии всех вывесок, демонтаже рекламы, предоставлении этому подтверждения и оплате крупной суммы, например, полумиллиона рублей.

Текст – основной и самый сильный элемент товарного знака. Может оказаться непросто зарегистрировать обозначение, в котором чередуется латинский и кириллический алфавит, используется другой шрифт, но по звучанию слово идентично с уже существующим брендом. Поэтому лучше лишиться затраченных вложений на рекламу раньше, так как потом потери могут многократно увеличиться. Кроме этого, появится риск потерять домен, паблик и всё, что связано со спорным обозначением.

Законом предусмотрен размер компенсации от десяти тысяч до пяти миллионов рублей. Из практики, минимальная сумма составляет 50 000 рублей. Такое развитие событий может произойти, если сторона, предъявившая претензию, совсем не использует оспариваемый товарный знак. Таких исцов называют патентными троллями. Помимо штрафа до ста тысяч рублей, необходимо помнить и о расходах на юриста. Если же ответчик активно ведёт деятельность и получает прибыль, то вероятнее всего штраф будет достигать до 500–600 тысяч рублей. При этом не имеет значения, кто пользуется товарным знаком, физическое лицо или некоммерческая организация, – закон налагает ответственность в любом случае.

Репутационные издержки, а также материальные претензии могут последовать и от франчайзи, которым придётся объяснять необходимость проведения ребрендинга псевдофраншизы (ведь без товарного знака создать франшизу невозможно).

Чего нельзя зарегистрировать?

Есть множество товарных знаков, которые содержат общеупотребительные слова, которые являются неохраняемым элементом и зарегистрировать их нельзя. В этом случае регистрируют не слово, а его визуальное окружение – растение или фигуру – именно оно и будет охраняться.

Общеупотребительный символ зарегистрировать в качестве товарного знака можно, если для конкретной сферы деятельности он не является общеупотребительным. Имеет значение, по какому классу регистрируется товарный знак. Нельзя получить монополию на конфеты или хлеб в классе конфет или хлеба, но включить это в обозначение как неохраняемый элемент возможно. Товарный знак не зарегистрируют, если он характеризует товар (указывает на вид, качество, свойство, способ производства) или представляет собой форму товара, как определяющую свойство или назначение этого товара.

Нельзя регистрировать обозначение государственных органов, флагов, эмблем и международных организаций; объекты культурного или природного наследия, а также иностранные алкогольные напитки (шампанское или вина).

Товарный знак не должен быть ложным или вводить в заблуждение. Зарегистрировать знак «молочные берега» для обозначения изделий из металла скорее всего не получится – нужно будет объяснить эту метафору. Кроме того, товарный знак не должен противоречить общественным интересам, нормам нравственности и морали.

В чём сложность регистрации?

Проблематично будет зарегистрировать товарный знак, который напоминает средства индивидуализации другой компаний.

Физическое лицо не может стать правообладателем товарного знака – его можно зарегистрировать только на юридическое лицо или на индивидуального предпринимателя. При этом если индивидуальный предприниматель теряет свой статус, он теряет и право на товарный знак. Необходимо помнить, что перед ликвидацией предприятия следует передать товарный знак кому-то другому. Формально при закрытии фирмы всё переходит её учредителям. Однако если учредитель не имеет статуса индивидуального предпринимателя, товарный знак они потеряют.

Важно избежать ситуации, при которой будущий товарный знак оказывается идентичным или похожим до степени смешения. Общее визуальное восприятие и звучание должны быть разными. При схожести текста можно использовать дополнительную графику, чтобы сделать товарные знаки отличными от уже зарегистрированных.

Сроки и стоимость регистрации

На практике регистрация товарного знака занимает от шести до девяти месяцев. Средняя стоимость составляет 50–60 тысяч рублей. Встречаются и более выгодные предложения, но важно учитывать, что в процессе могут возникнуть возражения и необходимость длительной переписки с ФИПСом. В случае отказа в регистрации товарного знака нужно идти в палату по патентным спорам – следующую инстанцию для обжалования, а затем в суд. Иногда в суд нужно обратиться сначала. Эти обстоятельства повлекут дополнительные траты, которые и увеличат стоимость регистрации до среднерыночной.

Можно ли жить без товарного знака?

Можно использовать общеупотребительные слова и назвать свою лавку «Галантерея». Тогда возможность предъявления требований от кого-либо будет стремиться к нулю. Если отказаться от идеи регистрации товарного знака, риск того, что кто-то это сделает для своего бизнеса, сейчас или через десять лет, не исчезнет.

Самый оптимальный вариант – придумать несуществующее слово на русском или иностранном языке, например, «Яндекс». Можно назвать бизнес своим именем или псевдонимом. Если имя совпадает с именем известного человека, то нужно будет получить согласие этого человека или его родственников. С регистрацией аббревиатур могут возникнуть сложности – их просто так не регистрируют.

Какие бывают ошибки при использовании товарного знака?

Неиспользование товарного знака более чем три года может привести к прекращению его правовой охраны. Чаще всего это случается, когда товарный знак зарегистрирован по нескольким классам, но по одним видам товаров и услуг он используется, а по другим – нет. В определённой части товарный знак могут отобрать – подадут заявку на регистрацию и пойдут в суд по интеллектуальным правам оспаривать, чтобы зарегистрировать свой товарный знак.

Не следует регистрировать обозначение для того, чтобы кого-то вытеснить с рынка, создать недобросовестную конкуренцию – это приведёт к аннуляции товарного знака. Его нужно использовать не только для видимости или одной продажи, а систематически. Регистрация по всем товарным классам обойдётся гораздо дороже, и для малого бизнеса это не имеет никакого смысла.

Случается, что бизнесмены видоизменяют свой же зарегистрированный товарный знак и используют в процессе деятельности немного другое изображение или текст. Это означает, что у предпринимателя нет товарного знака и ему нужно проходить процедуру заново. Регистрировать иностранную версию, которая потом не используется, также не рационально.

Другие средства индивидуализации

Фирменное наименование – это юридическое название, которое включено в устав, в ЕГРЮЛ. Оно защищается, но у него есть масса недостатков. Прежде всего, им нельзя распорядиться, например, кому-либо передать. Фирменное наименование пропадает при закрытии фирмы. Если кто-то другой зарегистрировал свою фирму с таким же названием и для таких же видов деятельности и начал этим названием пользоваться раньше, он может добиться судебного запрета на использование названия конкурентом. Название придётся поменять. Налоговая такие вопросы не проверяет. Одни суды учитывают разные рынки в зависимости от региона использования, другие рассматривают использование наименования в контексте общероссийского рынка.

Коммерческое обозначение – название предприятия или индивидуального предпринимательства, обладающее исключительным правом и защищаемое похожим образом. С этим названием также ничего нельзя сделать. Монополия на такое название прекратится, если бизнесмен год не будет им пользоваться.

Когда возникает право на использование обозначения?

Право на использование товарного знака возникает в день подачи заявки при условии, что нет препятствий для его регистрации. В случае с фирменным наименованием приоритет наступает в дату регистрации или внесения нового названия в ЕГРЮЛ. Право на использование коммерческого обозначения предприниматель получает с момента начала использования. Доказательством могут послужить публикации в СМИ или дата покупки доменного имени.

Чем товарный знак лучше других средств индивидуализации?

Товарный знак обладает более эффективной защитой. Его можно продлевать сколько угодно, каждые 10 лет; можно передавать полностью или частично, по одному или всем сразу видам деятельности или товарам. Товарный знак при желании может быть передан другой фирме или индивидуальному предпринимателю. Кроме того, можно получить домен с тем же именем. Вывески с товарным знаком не являются рекламой, поэтому не нужно оформлять паспорт рекламного места. Если товарный знак зарегистрирован на иностранном языке, не возникнет вопросов в связи с требованием закона использовать русскоязычные вывески.

Какова ответственность?

Предприниматель, который использует обозначение, похожее до степени смешения на уже существующий товарный знак, по закону должен заплатить штраф от 10 000 до пяти миллионов рублей. Если речь идёт о продаже товара, то можно взыскать двукратную стоимость этого товара. Для определения стоимости можно запросить в суде сведения о том, сколько такого товара было выпущено. Если дело касается медицинской или алкогольной продукции, то информация доступна через системы, которые позволяют отслеживать количество произведенного и проданного товара (ЕГАИС, Меркурий).

Уголовная ответственность предусмотрена не только за незаконное использование товарного знака, но и за использование наименований мест происхождения  и географических названий. Сложность состоит в том, чтобы посчитать, принесло ли незаконное использование товарного знака крупный ущерб (больше 250 000 рублей). Для возбуждения уголовного дела нужно выяснить, сколько стоят права и на какую сумму они были нарушены.

Лишение свободы присуждается очень редко, в основном суды ограничиваются уголовными штрафами. Уголовная ответственность за использование коммерческого обозначения и фирменного наименования отсутствует.

Споры, связанные с товарными знаками и рекламой

Чаще всего судебные споры возникают, когда чужие товарные знаки используются в рекламе, чьё-то обозначение вводит в заблуждение потребителей, или органы местного самоуправления требуют оформить паспорт рекламного места.

Во избежание внимания антимонопольной службы или получения иска от правообладателя не следует использовать конкурирующий бренд в рекламном объявлении. Размещение в контекстной рекламе только брендовых ключевых слов также грозит признанием бизнесмена  недобросовестным конкурентом, предписанием об устранении и штрафом от 100 000 до 500 0000 рублей.

Чтобы сохранить товарный знак нужно быть готовым доказать, что он использовался (производство продукции, размещение рекламы, подписание договоров, рассылка коммерческих предложений, ведение сайта).
Не следует упускать из вида права на шрифт и логотип. Чтобы в будущем никто не оспорил товарный знак, лучше купить лицензию на шрифт и заключить с дизайнером договор об отчуждении прав.

О непервичности аудиозаписей при производстве фоноскопических экспертиз. Мнение адвоката

о фейках, словесная эквилибристика, быдло, обзор экспертиз, фоноскопических экспертиз, распознавать, патентных троллей, учёный, экстремизм,

Анна Паничева, адвокат МКА «Адвокатское партнёрство», кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовно-процессуального права МГЮА им. О.Е. Кутафина, выступила на страницах «Адвокатской газеты» с мнением о том, насколько правомерно использование непервичных аудио- и видеозаписей при производстве фоноскопических экспертиз.

Давно отвергнутые взгляды на оценку судебных экспертиз как на обязанность судьи следовать за экспертом, «как слепой за своим провожатым», начали проникать в правоприменительную практику, распространяясь всё шире и принимая всё более опасное для правосудия направление. Естественно, никаких наивных заявлений о том, что экспертиза – это супер-доказательство, оцениваемое по иным, нежели прочие доказательства, правилам, не делается (согласно ч. 2 ст. 17 УПК РФ ни одно из доказательств не обладает для суда заранее установленной силой), однако фактически во многих случаях аргументация суда сводится именно к этому.

Отказы судов исследовать доводы защиты о том, что видео- или аудиозапись, на основе которой получены заключение и показания экспертов, является, возможно, производным доказательством, источник которого неизвестен, поражают.

Решений судов, «с порога» отвергающих анализ и критику экспертных заключений, очень много. Заключения по фоноскопическим экспертизам зачастую воспринимаются судами в качестве актов, предрешающих выводы по делу. Суды не проверяют заявления защиты о том, что на экспертизу представлено недопустимое доказательство, не позволяющее установить, содержит ли фонограмма признаки монтажа, копирования или иных изменений, внесённых в процессе звукозаписи или после её окончания. Приговоры и апелляционные акты содержат «гладкие» фразы о несостоятельности доводов защиты, о том, что выводы экспертов подтверждаются собранными по делу доказательствами, а также другие привычные формулировки, звучащие как мантры, поскольку они не имеют прямого отношения к конкретным аргументам и не пытаются их опровергнуть.

С момента появления в уголовном процессе цифровой записи у учёных и практиков возникали сомнения в возможности её использования в качестве доказательства. С тех пор появилось множество научных публикаций, учебных пособий, учебников. Теперь уже никто не сомневается, что цифровая запись может быть доказательством, установление достоверности которого требует в то же время особой процедуры и специальных навыков, обусловленных «особенностями цифровой записи речевого сигнала и расширившимися возможностями фальсификации доказательств, сокрытия следов монтажа и иных изменений первоначального содержания фонограмм».

В связи с этим возникают вопросы: должен ли судья, оценивая основанные на электронных доказательствах экспертные заключения, проверять, обеспечивалась ли сохранность цифровой информации до попадания на компьютер и в процессе копирования? Возможно, эксперты, исследующие изготовленную другими лицами копию фонограммы, вправе утверждать об отсутствии вмешательства в оригинальную запись? Ответы на эти вопросы содержатся в общей теории доказательств, а также в правовых нормах и подзаконных актах.

В частности, в Приказе ФСБ России от 23 июня 2011 г. № 277 (ред. от 4 декабря 2017 г.) «Об организации производства судебных экспертиз в экспертных подразделениях органов федеральной службы безопасности» указаны решаемые при производстве фонографических экспертиз типовые задачи, среди которых установление наличия или отсутствия признаков монтажа или иных изменений фонограмм, а также их оригинальности или копирования.

Исследователи, специализирующиеся на вопросах доказывания с помощью электронных доказательств, подчеркивают: проверяемость (верифицируемость) является основополагающим свойством доказательства, содержащего электронную информацию. Суд не вправе при заявлении подсудимого об искажении аудио- и видеозаписи поверить на слово оперативному сотруднику или следователю, равно как и следователь не может в качестве свидетеля дополнить или уточнить составленный им протокол допроса, или оперативный сотрудник, производивший неотложные следственные действия, не может быть допрошен о том, в чём ему признался задержанный. Таким образом, установление первоначального доказательства – цифровой аудио- или видеозаписи – возможно только путём непосредственного исследования этого доказательства или источника и процедуры получения копии.

Одна из наиболее авторитетных специалистов в области речеведческих экспертиз, профессор Елена Галяшина, отметила, что возможности фоноскопической экспертизы для установления достоверности копий фонограмм, происхождение которых процессуально не установлено, а процедура копирования не документирована, – ограничены. Задача же установления верности копий оригиналам при отсутствии последних становится практически неразрешимой, так как отсутствие на фонограмме-копии признаков монтажа не значит, что указанные признаки отсутствуют на фонограмме-оригинале.

Поскольку непосредственно на CD-диск записать переговоры или сделать аудио- или видеозапись невозможно, очевидно, что диск является копией. В случаях, когда защита настаивает на представлении суду оригинальной записи, как правило, выясняется, что диск (или иной носитель информации) изготовлен неизвестным лицом, на неизвестной аппаратуре и часто при неизвестных обстоятельствах. Даже если на представленной следствию и суду копии действительно отсутствуют следы вмешательства, это не позволяет утверждать, что оно не осуществлялось в процессе копирования.
К положениям приговора, подтверждающим надлежащее удостоверение представленных для фонографического экспертного исследования материалов, нередко добавляются доводы оперативных работников о государственной секретности записывающей аппаратуры и способов перенесения информации на представленные суду носители, что исключает их исследование в заседании.

Какие доводы может привести адвокат, возражая против подобных обоснований допустимости представленных доказательств?
Если полученная в ходе оперативно-розыскных мероприятий первоначальная аудио- или видеозапись сделана на устройство, сведения о котором отнесены к государственной тайне, а копия рассекречена, без проверки исходного файла обойтись невозможно, так как с помощью допроса следователя или оперативного сотрудника установить, имело ли место вмешательство в первоначальное доказательство, является ли предоставленная копия модифицированной, полученной при обработке исходного материала и его конвертировании в иной формат, невозможно.

Нормативная регламентация работы суда с государственными секретами давно и хорошо известна. Средствами обеспечения гостайны в различных видах судопроизводства могут выступать, помимо прочего, проведение закрытого судебного заседания, предупреждение участников процесса о неразглашении гостайны, ставшей им известной в связи с производством по делу, а также уголовная ответственность за её разглашение. Все указанные механизмы используются на практике, оснований не применять их для исследования законности получения доказательства нет.

Нежелание судей соблюдать нормативные предписания при исследовании и анализе фоноскопических экспертиз ведёт к вынесению неправосудных решений. Не выявленные в заседании ошибки назначения и производства таких экспертиз впоследствии многократно тиражируются. Вступивший в силу приговор позволяет правоприменителям, функционирующим на разных стадиях процесса, снова и снова допускать одни и те же ошибки.

Недостаточно компетентные эксперты продолжают игнорировать произвольно сделанные «нарезки» записей, давать заключения об отсутствии модификаций, монтажа, не указывать, что цифровая запись несёт следы пребывания на компьютере, а оригинал отсутствует, и т. п. Судьи, изучая опубликованные судебные акты коллег, получают подтверждение правомерности практики воспроизведения в приговорах выводов так называемых «экспертов».

Но самое страшное, на мой взгляд, – формирование у адвокатов-защитников, приглашающих компетентных специалистов и сталкивающихся не только с эмоциональной недоступностью судей, но и с явно демонстрируемым в заседании и судебных актах нежеланием отступать от линии обвинения, «выученной беспомощности».

Тем не менее адвокатам есть на что опереться (в частности, на положения УПК РФ, практику ЕСПЧ, связанную с применением правила о недопустимости производных доказательств Hearsay (правовую модель), ведомственные акты, регулирующие производство фоноскопических экспертиз) при обосновании опасности использования без надлежащей проверки непервичных аудио- и видеозаписей, в которых искажения могут быть связаны даже с техническими сбоями, не говоря уже об ошибках и неправомерных действиях. Понятно, что на основе модифицированных фонограмм, кроме фоноскопической, могут быть проведены другие экспертизы, «плоды» которых также в итоге будут «отравлены». По каждому отдельному делу даже опытным адвокатам зачастую не удаётся добиться справедливого судебного разбирательства.

Единственный способ преодоления сложившейся негативной тенденции, как мне представляется, – адвокаты должны объединиться и собрать информацию по рассмотренным делам. Этот массив типичных случаев и судебных решений станет доказательством сложившейся правоприменительной практики. С такими данными можно будет предпринять решительные шаги для изменения подходов – например, направить официальное обращение в Верховный Суд РФ, в РАН с просьбой проверить научность экспертных заключений, в государственные экспертные учреждения – в частности, РФЦСЭ при Минюсте России. Официальные запросы, опирающиеся на подтверждённое использование недопустимых доказательств при постановлении приговоров, источники получения которых не исследованы, информирование об этом общественности – всё это способно повлиять на исправление сложившейся ситуации.

Лингвистическая экспертиза: словесная эквилибристика или реальная помощь

о фейках, словесная эквилибристика, быдло, обзор экспертиз, фоноскопических экспертиз, распознавать, патентных троллей, учёный, экстремизм,

Елена Станиславовна Кара-Мурза, доцент кафедры стилистики русского языка журфака МГУ, эксперт Гильдии лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам, и Владимир Пахомов, научный сотрудник Института русского языка Российской академии наук, главный редактор портала Грамота.ру, в интервью «Медузе» рассказали о том, чем занимаются лингвисты-эксперты, насколько близки их заключения и словесная эквилибристика, действительно ли эксперты являются независимыми и каковы пределы компетенции эксперта-лингвиста.

Чем занимается лингвистическая экспертиза?

Е.С.: Лингвистическая экспертиза – один из классов судебной экспертизы. Это не изолированное занятие лингвистов, а деятельность, которая регулируется законом о государственной судебно-экспертной деятельности. Один из важнейших принципов любого судебного эксперта – принцип независимости. Лингвистическая экспертиза в 2005 году была официально признана в качестве инструмента для добывания доказательств по тем преступлениям, которые совершаются в словесной форме. В лингвоэкспертологии выявлены два типа вербальных (речевых) деликта – правонарушение по гражданскому или административному кодексу (с меньшей степенью ответственности и тяжести наказания) и преступление – этот термин связан с нарушением уголовного кодекса.

Это касается только преступлений или возможны другие ситуации, например, кто-то кого-то оскорбил в соцсетях?

Е.С.: Есть наивное и юридическое понимание оскорбления. Для того, чтобы вы почувствовали себя оскорблённым, иногда бывает достаточно косого взгляда. Однако чтобы это было признано юридическим делом, высказывание должно быть представлено в неприличной форме. Согласно закону, оскорбление – это унижение чести и достоинства личности в неприличной форме. Бывает словесная неприличная форма и невербальная (жестовая). Дело эксперта – показать, что эта неприличность подтверждается словарями или лингвокультурологическими исследованиями.

Выходит, лингвистическая экспертиза отвечает на вопрос о том, что хотел сказать автор?

В.П.: Не только на него. Лингвист часто работает в паре с психологом, назначается комплексная психолого-лингвистическая экспертиза. Лингвист определяет, что содержится в тексте, а намерение автора устанавливает психолог. Ещё нужно сказать, что лингвисты занимаются не только делами, связанными с оскорблениями, хотя в наивном представлении о лингвистической экспертизе кажется, что это самое распространённое занятие лингвистов. Например, когда кто-то кого-то назвал козлом, лингвист не устанавливает, козёл этот человек или нет. Лингвист будет отвечать на вопрос, содержится ли в тексте признаки оскорбления в адрес конкретного гражданина.

Е.С.: Лингвист не устанавливает, реально ли человек почувствовал себя оскорблённым. Практически все словесные правонарушения имеют конструкцию формального состава. Они считаются завершёнными с момента произнесения, и на самом деле не важно, действительно ли обиделся человек настолько, что у него давление подскочило, или он соврал. Лингвисты – своего рода посредники, которые выявляют определённые признаки. Например, наличие грубой, вульгарной или табуированной лексики.

В.П.: Равно как лингвист не имеет права отвечать на вопрос, является ли какой-то текст экстремистским. Потому что это выход за пределы его компетенции. Это прерогатива суда.

В одном из наших интервью с начальником отдела лингвистических экспертиз Московского исследовательского центра Игорем Огорелковым мы пытались выяснить, как лингвисты-эксперты оценивают опубликованные в соцсетях тексты, связанные с экстремизмом и что является экстремизмом, а что нет. В итоге он чёткого ответа не дал. Во-первых, нет чётких критериев, а во-вторых, он не может выносить такого решения.

Е.С.: А вот благодаря методической работе, проведённой лингвистами из Центра судебных экспертиз Минюста, были выделены специальные лингвистические параметры, по наличию которых можно сказать, есть ли наличие призыва, оправдания каких-то действий, возбуждения ненависти или вражды.

Тогда где грани этого всего?

Е.С.: Есть возможность нарушения. Были примеры, когда перед экспертом ставились вопросы с превышением экспертных полномочий, и в начале почти 30-летней истории лингвистической экспертизы такого рода ошибки были доброкачественными. Сейчас ситуацию, при которой перед лингвистом ставится вопрос о наличии признаков экстремизма, а лингвист отвечает, что да, есть, можно рассматривать как злоупотребление. Это ошибка или манипуляция, которая является нарушением закона.

Бывает ли такое, что лингвиста просят оценить какой-то текст и намекают, что именно нужно там найти?

Е.С.: К сожалению, это возможно. Эксперт отвечает на вопросы одной из сторон, которая может обладать такими ресурсами, когда лингвист хочет того или нет, а будет отвечать так, как этой стороне нужно. Нашему сообществу известны ситуации, когда экспертизу, где не выявлено признаков какого-то преступления, за которое хорошо бы отчитаться или звёздочки на погоны получить, перезаказывают до тех пор, пока не получат нужный результат.

В.П.: Бывают ситуации, когда перезаказывают экспертизу другим экспертам, которые не являются профессиональными лингвистами, но дают заключения с нужными выводами.

Кто имеет право заниматься лингвистической экспертизой?

Е.С.: Если мы посмотрим на систему организации судебно-экспертной деятельности, мы увидим, что это прежде всего государственные экспертные учреждения, которые работают при институциях – при Минюсте, ФСБ или МВД. Там есть свои экспертные центры. Существуют экспертные организации коммерческого типа. К сожалению, именно об их сотрудниках идёт дурная слава.

Кому тогда из этих организаций верить?

Е.С.: Я думаю, что доверять стоит. Мне часто приводится слышать от коллег, которые перешли на работу в государственные экспертные учреждения, что к ним никто никогда не подходил с просьбами, намёками или открытыми просьбами. Впрочем, бывают случаи, когда для подтверждения аргументации следствия или суда, эксперты видят то, что хочет от них видеть сторона обвинения. Если исследование заказывает суд, пишется заключение эксперта, в котором есть подписка об ответственности за дачу ложных показаний, и тогда это исследование суд обязан принять во внимание. Если же исследование заказывает сторона процесса, в том числе защита, это имеет другой процессуальный статус и называется заключением специалиста. Оно делается абсолютно по тем же методикам, возможно, в облегчённом виде, в том числе без подписки. Такого рода документ является вспомогательным, и суд может его отвести как нерелевантный, неважный.

Могу ли я за деньги заказать лингвистам экспертизу?

Е.С.: Можете. При этом хорошее экспертное учреждение сначала смотрит, есть ли признаки, которые могут подтвердить вашу позицию. Например, вы политик или бизнесмен, который увидел о себе критическую публикацию, усмотрел в ней умаление чести, достоинства и деловой репутации и хочет наказать журналиста или издание.

Может быть, вы вспомните какие-нибудь запоминающийся или необычный случай в своей практике?

Е.С.: Расскажу наоборот типичный случай, когда нужно было защитить позицию одной журналистки, к статьям которой выдвинула претензии бизнесмен. Из списка в 17 пунктов, которые она нам прислала, ни один не получил подтверждения того, что в них есть показатели негативной информации в утвердительной форме, которая говорит о нарушении человеком каких-либо законов или общепринятых моральных норм. В текстах были обороты, которые человеку с обострённой чувствительностью или специфическими политическими амбициями кажутся потенциально опасными для его имиджа.

Как меняются запросы на лингвистическую экспертизу со временем? Есть предположение, что картинки с текстом должны анализироваться чаще, чем обычные тексты.

Е.С.: Раньше среди материалов в основном были словесные тексты и касались они в основном таких типов правонарушений, как оскорбление. Когда речь идёт об экстремистских материалах, в основном работают поликодовые тексты.

В.П.: С распространением мобильных телефонов с возможностью видеофиксации, больше стало видеороликов. Работа лингвиста заключается в том, чтобы оценить всё, что он видит. Например, видеоролик, на котором группа людей одной национальности избивает человека другой национальности. Если это происходит с выкрикиванием разных лозунгов, в которых могут содержаться призывы или признаки возбуждения ненависти или вражды, на помощь привлекают эксперта-лингвиста.

Е.С.: Лингвисту-эксперту часто приходится иметь дело с этнофализмами, словами, которые обозначают национальность человека. Помимо официальных названий народностей, существуют слова, специально предназначенные для выражения негативного отношения к людям другой национальности. Например, москали, кацапы или метафоры типа обезьяна. В этом случае речь идёт об унижении по признаку расы или национальности и возбуждается дело не по хулиганству с причинением увечий, а по экстремизму. Это более серьёзное преступление, которое, безусловно, существует в нашем обществе и требует профилактики или достойного наказания.

В.П.: Иногда может казаться, что лингвист-эксперт не нужен, потому что всё очевидно. Однако для того, что это имело доказательную базу, нужна квалификация. Экспертиза – это каждый раз отдельная задача, новая головоломка. Если эксперт исследует материал на наличие признаков призыва, редко в каком тексте он встретит фразы типа «я призываю свергнуть то-то или убить того-то». Скорее всего, призыв будет выражен другими формами, не всегда даже повелительным наклонением глагола.

Е.С.: С одной стороны, лингвистическая экспертиза пользуются наработками современных направлений лингвистики, а с другой стороны, она даёт такой материал, который позволяет лингвистике двигаться дальше. Лингвистическая экспертиза для самой лингвистики имеет очень большое эвристическое значение.

Когда рассматривается важное громкое дело, вокруг него существует определённый фон. Может ли это влиять на то, что эксперт видит в тексте?

Е.С.: Я не исключаю, что в некоторых случаях одиозных экспертиз эксперт имеет лучшие намерения. Например, защита государственных интересов от оппозиционеров или защита уважаемого политика от оголтелого журналиста. Такое миссионерство может существовать как оправдательный резон. Сейчас, пройдя все исторические перипетии, мы понимаем, что часто недобросовестными экспертами-лингвистами движет либо страх, либо корысть. Часто актуальный политический смысл вчитывается экспертами, которые, может быть, действительно боятся каких-то революций или потрясений. Это происходит, например, когда критикуется текущая ситуация и используются лозунги с метафорической значимостью. Существует целое направление политической метафорики. Одним из примеров недобросовестной работы эксперта, например, является попытка представить лозунг «убей в себе раба» как призыв к самоубийству. Из текста извлекается буквальный смысл.

Каждый случай для эксперта индивидуален или он опирается на накопленный опыт и смотрит на новый текст с оглядкой на предыдущие экспертизы других лингвистов?

Е.С.: Оглядка заключается в том, что выявляются закономерности, которые были академически выявлены в науке или исследованы в предыдущих случаях. Прецедентность в лучшем смысле слова, я бы здесь сказала. С одной стороны, мы оперируем конкретными проявлениями, а за этими проявлениями мы видим лингвистический тип. Именно поэтому нужны люди, которые специализируются в выявлении этой типичности.

Русский язык меняется, и некоторые слова меняют значение. Бывают ли случаи, когда то, что раньше считалось оскорблением, сейчас уже таковым не является?

Е.С.: Да, была попытка манипулировать, когда журналист назвал кого-то вором. Заявители настаивали на том, что их обвинили, что они государственные преступники, потому в XVI или XVII веке слово вор обозначало именно это. Стенька Разин и Емелька Пугачёв ведь назывались ворами не потому, что они чьи-то вещички воровали, а потому, что они хотели государство украсть. Так вот эта ситуация не прошла. Лингвисты-эксперты были нужны, чтобы показать, что подобного рода манипуляции не имеют никаких научных оснований и, следовательно, юридических последствий.

В.П.: В обратную сторону тоже работает. Если сейчас кто-то кого-то назовёт жидом, словом, которое в XIX веке было нейтральным, то лингвист-эксперт скажет, что ситуация изменилась.

Е.С.: Это этнофализм, употребляемый специально, чтобы унизить либо данного человека, либо всю группу и тогда это можно рассматривать по разным статьям. Если речь о группе, то наказание может последовать по статье уголовного кодекса.

Напрашивается вывод, что лингвистическая экспертиза – это словесная эквилибристика, которая если очень надо, оставляет возможности для манипуляции, но, тем не менее, мы можем получить относительно точный для данного времени результат.

Е.С.: Дело в том, что лингвистическая экспертиза – это область смыслов, в которой заложена многозначность. Об этом писал практик лингвистической экспертизы профессор Голев. Его лингвофилософская концепция юрислингвистики как раз основывается на неоднозначности прочтения, сложности и конфликтности языка. Изначально лингвист-эксперт имеет дело с такой материей, которая иногда провоцирует разночтение, поэтому возможны две одинаково добросовестные, но контрастные по смыслу экспертизы. Эксперт анализирует ситуацию. Из-за этого лингвистическую экспертизу долго не пускали в клуб судебных экспертиз. Лингвисты-эксперты имеют совершенно определённый процессуальный статус, создают текст с определёнными жанровыми показателями, проходят специальные курсы, аттестовываются. Так что это специфическая и достаточно формализованная сфера деятельности.

В.П.: Лингвисты-эксперты не сажают, они отвечают на вопрос, что есть в тексте. Дальнейшие выводы делает суд. Во многих случаях лингвисты помогают избежать посадок. Часто по результатам экспертизы обвинение с людей снимают – когда в результате анализа лингвист понимает, что нет тех признаков, о которых его спрашивают. Случаи, когда лингвист адекватно понимает содержание и цель текста и его направленность, можно говорить о том, что лингвистическая экспертиза выполняет защитную функцию.